24 марта 2025 года умерла моя прекрасная голубоглазая собачка Нэнси. Рак.
23 марта я успел с ней попрощаться и в последний раз погладить ее, еще живую. Дал ей водички и кусочек индейки. Но ни пить, ни есть она уже не стала.
Нэнси, которую мы нашли раненую на улице, прожила у нас 3 года и приносила всем нам только радость и счастье.
Улыбалась, как человек. Или как дельфин. Все понимала. В последнее время я разговаривал преимущественно с ней. Наши души сроднились.
Теперь опять надо учиться жить. Как-то приспосабливаться к новым реалиям.
Спасибо тебе, прекрасная Нэнси, за все.
Ты осталась во мне. И это — навсегда.

Разговариваю с дочерью — она более тридцати лет живет в Германии. Рассказываю, что у меня в загородном доме безлимитный газ, плачу я за него 4 тысячи рублей в месяц, то есть где-то 40 евро.
Настя вздыхает и говорит:
— У нас тоже все безлимитное. Например, холод.

Недавно у них в Берлине, в подъезде, на три дня отключили отопление.

Евгений Степанов — это явление уникальное, сверхбогатое и плодотворное прежде всего в сфере поэтического и в целом художественного статуса бытия... Евгению Степанову удалось синтезировать и МАТЕРИАЛИЗОВАТЬ главные интенции и реализации художества и художественности как центра поэтического знания мира...

Встретились случайно, в магазине «Магнит», рядом с железнодорожной станцией Быково Раменского района Подмосковья. Я покупал продукты себе, своим котам и своей соседке Наде и ее собакам — Нэнси и Тяпе. Коты мои привыкли к паштету «Вискас», собакам я выбрал недорогую рыбу путассу и куриные желудочки, а себе и Наде — макароны, хлеб, сыр, молоко, капусту, бананы…
В очереди на кассу меня окликнул немолодой человек лет пятидесяти пяти.
Я сначала его не узнал, а потом пригляделся, ну, точно, Олежек, мы лет тридцать назад работали в пресс-центре Мосэнерго. Он видеомонтажером, а я главным редактором тамошней многотиражки.
Мы тогда даже дружили. Но дружба московская — штука ненадежная. Пока работаешь вместе — контачищь. А потом… С глаз долой — из сердца вон. Это касается и любви, и дружбы…
И он, и я давным-давно уволились из Мосэнерго.
…Я помнил, что у Олега дача в Быково, но как-то ни разу мы здесь не пересекались.
Я пригласил Олега в гости. Благо, я живу рядом со станцией и «Магнитом».
Олег рассказал о себе. Он, энергетик по образованию, закончил курсы массажистов и открыл свой массажный салон, его сын защитил диплом в Литературном институте как прозаик и стал журналистом, точнее пиарщиком, жена работала парикмахером.
— А как ты прожил жизнь? — неожиданно задал глобальный вопрос Олег.
— Обычно, как все. Работал, работаю. Издаю книги, газеты, журналы…  Как-то держусь на плаву.
— Я слышал, ты, помимо всего прочего, стал ученым, защитил диссертацию. А какие открытия ты сделал?
— Я сделал, Олежек, только одно открытие, которое никак не связано с темой моей филологической диссертации.
— А какое?
— Я доказал, что Бог есть.
— Не слабо, — улыбнулся Олег, — Очень интересно. Расскажи об этом, хотя бы вкратце!
— Еще в ранней юности, наверное, я тебе это и раньше рассказывал, так вот, еще в ранней юности, в семнадцать лет, я встретил человека, девушку, Наташу, которая явно была создана по Образу и Подобию Божиему. Мы учились в одной группе, сидели за одной партой, изучали французский и немецкий языки, русский и латынь. А в возрасте восемнадцати лет мы поженились и прожили вместе сорок лет, до ухода Наташи в мир иной.  Да, она ушла к Богу в 2021 году. Ковид. Ушла моя Наташа… Я не встречал более доброго, более умного, более красивого человека. Она меня всегда прощала и поддерживала, она, собственно, меня и сделала хоть отчасти похожим на человека. У нас, как ты знаешь, родилась дочка. Она теперь актриса и режиссер. А я теперь точно знаю: Бог — это любовь.
— Но об этом как раз и говорится в Писании, — еще раз улыбнулся Олег.
— Я знаю. Но эту истину я открыл сам. Это мое личное открытие. И это мое доказательство существования Бога. Наташа — вот мое доказательство существования Бога.
— Я думаю, ты прав, — неожиданно согласился Олег.
Олег ушел. Мы потом еще созванивались. И даже встречались. Но таких серьезных разговоров больше не вели.

Суетишься, крутишься, вкалываешь, пытаешься хоть что-то заработать, занимаешься, как принято говорить, бизнесом. Добудешь тридцать тысяч рублей — уже рад. Можно еды купить и новый костюм.
И тут проходит интересная информация в прессе. Один беглый политик вывез из своей страны две тонны долларов.
Д в е  т о н н ы  д о л л а р о в! Вот это я понимаю — уровень. Вот это я понимаю — размах.
Не два миллиона, не два миллиарда, а две тонны. Грузовик денег.

А бизнесом этот человек вроде никогда не занимался. И нет этого человека ни в каких списках Форбс.

Много лет я арендую небольшой офис в самом центре Москвы, в районе Тверской улицы, напротив Мэрии. Это очень удобно. Клиентам легко добираться и вся инфраструктура большого города — к твоим услугам. Конечно, дороговато. Но все равно это выгодно. Место имеет большое значение…
Бизнес у меня сомнительный — я выпускаю книги. Денег это больших не приносит. Но зато я при деле. И никто не скажет, что я бездельник. Руковожу я издательством уже 22 года. Из них десять лет сижу здесь, на Тверской.
Место у нас престижное. И само здание престижное. Даже немного пафосное. Трехэтажный особняк ХIХ века. Колонны. Огромный холл. В холле — аквариум и плазма. Буфет. Внутренний ухоженный дворик, где растут молоденькие елочки и декоративные кустики, стоит уютная беседка и тянутся вдаль ухоженные дорожки, выложенные тротуарной плиткой.
Самое солидные люди в офисе — охранники. Они всегда в пиджаках и  при галстуках. Но иногда с ними происходят разные забавные казусы.
Охранник Еремей (все его за глаза называют Ерёмой) появился совсем недавно.
Когда я его впервые увидел на вахте, то сразу же представился, сказал, что я директор издательства из комнаты 21.
Еремей (ему лет пятьдесят, высокий, жилистый, кареглазый) обрушил на меня лавину слов:
— Очень-очень приятно! А я в прошлом офицер российской армии, комиссован по состоянию здоровья, был контужен, но хочу еще Родине послужить. Вот теперь буду здесь. Буду ваше здание охранять. На СВО меня не берут. Говорят, мол, свое отвоевал. Но я еще буду писать министру. Надеюсь, меня возьмут.
С тем пор дважды в день (когда приходил на работу и когда уходил с нее) я слушал рассказы Еремея об армии, о его контузии, о мировом положении дел, об «Искандерах» и «Хаймерсах»…
Ну, любит человек поговорить. Разве это порок?! Но кому-то это не понравилось. Видимо, кто-то из арендаторов пожаловался руководству здания на говорливого охранника.  И руководство сделало замечание Еремею. Мол, не надо там много трепаться. Особенно на политические темы, об армии и т. д. Ваша задача — выдавать ключи и следить за порядком.
— А что говорить совсем нельзя? — взмолился Ерема.
— Можно, но немного. И на нейтральные темы. Например, о погоде, — сказало начальство.
Как настоящий военный Ерёма приказ воспринял буквально и конкретно.
И теперь он всех арендаторов (и меня в том числе) ежедневно атаковал рассказами о погоде.
— Здравствуйте, здравствуйте, говорил он при встрече в конце ноября, вот и началась мерзкая московская зима. Опять грязь. Это что-то среднее… И не зима, и не осень. Будьте осторожны — гололед. А вот в Крыму сейчас плюс десять. И в Геленджике плюс десять. Даже в Таганроге тепло. Некоторые купаются. Я сам по телевизору и в соцсетях видел. Помните, как в фильме «Асса», там Говорухин играет бандита? И вот он, Говорухин,  там зимой, в Ялте, купался. А у нас слякоть, гололед, грязь. Это Москва.

Теперь я (и весь остальной офисный планктон) знал, какая погода в любом регионе России, какие прогнозы на завтра и послезавтра, какую одежду следует надевать и т. д.

Ерёма нас всех просвещал.
Люди привыкли. Ну, говорит человек и говорит, пять минут в день можно потратить на отвлеченную беседу. Не все же время вести деловые разговоры.
Проработал Еремей у нас два года.
А потом все-таки уволился.
Другой охранник, Володя, сказал, что Ерёма добился контракта на СВО.

Еще бы мне пожить немножко,
Хоть жить, болея, очень тяжко.
Но все же лучше неотложка,
Чем каталажка.

Еще бы мне помочь детишкам —
Чтоб в модных бегали обновах.
А то, что век суровый слишком,
Так не бывает не суровых.

Еще бы Надю, бабу Эмму
Мне поддержать, хотя б отчасти.
Еще бы звонкую поэму
Мне написать о  с в о й с т в а х  с т р а с т и.

                                              2024

Нэнси и Тяпа загуляли. 17 ноября активно налаживали личную жизнь. Так загуляли, что я их потом разъединял…
Тяпа уже давно пенсионного возраста, но не теряет, как поется в песне, бодрость духа никогда.
Молодец!

17 ноября 2024 года. Винограда на участке по-прежнему много. Ем сам и угощаю соседей.

Помидорный сезон на даче завершен. 17 ноября 2024 года я снял последние черри — 134 штуки.
Остался только виноград. И его еще много.
А общие результаты за этот год следующие:
Огурцов — 561.
Черри — 448.
Помидоров — 6.
Кабачков — 9.
Груш — 30.

Мы живем в очень интересное для пишущей братии время. Сейчас каждый может написать книгу, издать ее, заказать в честь себя любимого пиар-кампанию, организовать презентацию, прикупить по сходной цене литературные премии и т. д. Есть спрос — есть предложение. Деньги — товар — деньги. Капитализм он и в писательской среде капитализм.

…Володька Кодликов написал роман в стихах. Первые строчки там были весьма любопытные:

Володька пришел с рукописью и флешкой в издательство «За деньги издадим любого», где его любезно встретил главный редактор Азарий Сигизмундович Пузыревский и, полистав две страницы романа, сказал, что книга удалась. Да, конечно, издадим. Если вы принесли книгу в наше издательство, значит, она хорошая. Других критериев я не признаю.
— А я еще один роман в стихах пишу. Тоже тогда вам принесу, — продолжил разговор Володька.
— Тогда это будет не хорошая, а очень хорошая книга, — ответил Азарий Сигизмундович.

Договорились о цене. Подписали Договор. И началась работа.
Верстальщица Светлана быстренько сверстала книгу и сделала обложку. Корректор проверил ошибки. И верстку по электронной почте отправили в типографию «Черный квадрат». Через три недели транспортная компания «Танки грязи не боятся» привезла тираж — 300 экз.
Володька приехал в издательство забирать свои книги.
И поинтересовался:
— А вы не могли бы, Азарий Сигизмундович, сделать мне презентацию моей книги?
— Конечно, могу. Сделаем хорошо. Пригласим известных людей, устроим фуршет.

Опять составили Договор. Володька выложил кругленькую сумму. И назначили время и место презентации.
Решили проводить в культурном центре имени Франца Кафки, в центре города.

В назначенное время стали собираться гости. Приехал бывший преподаватель Полиграфического института, а ныне тоже начинающий писатель Савелий Сидорчук, неюная, но симпатичная поэтесса и общественная деятельница Римма Петрова, молоденькая литературная критикесса из газеты «Ты мне, я тебе» Эльвира Бабочкина.
Володька стал читать свои стихи — из вышедшей книги.
Опять прозвучало сакраментальное:

Когда Володька прочитал первую главу огромного стихотворного романа, опытный издатель и пиарщик Пузыревский деликатно остановил разошедшегося автора. И предложил гостям высказаться о прочитанном.
Первым взял слово бывший преподаватель Полиграфического института.
— Книга замечательная! Это несомненная удача не только автора, но и нашего дорогого издателя — Азария Сигизмундовича. Посмотрите, какая здесь бумага, явно импортная, офсетная, восемьдесят грамм. Какой каптал! Хороши и аннотация, и авантитул, и шмутцтитул, все издательские номера присутствуют — и ISBN, и штрих-код. Очень-очень хорошая книга.

Поэтесса и общественная деятельница Римма Петрова отметила лиричность поэзии Кодликова и его есенинскую страсть. Но поинтересовалась:
— А почему девушка не хочет целоваться взасос? Она что, фригидная?

Римма кокетливо пожала плечами.

А Володька сказал, что это так, к слову, на самом деле, девушка целуется очень даже хорошо.

Другие ораторы недостатков в романе и вовсе не заметили, а только хвалили Володькин шедевр, а также норовили прочитать свои стихотворные сочинения.

Потом Пузыревский вручил Володьке медаль имени Микеланджело за «вклад в мировую культуру» и диплом, который до этого распечатала на цветном принтере верстальщица Светлана.

Володька был счастлив.
После презентации состоялся пышный фуршет.
Пузыревский поднял бокал с белым сухим вином и сказал:
— Сегодня мы представили вам, дорогие друзья, хорошую книгу хорошего поэта.
А сейчас он работает над своим вторым романом в стихах. Новая книга будет еще лучше. Я не сомневаюсь.

17 октября 2024 встретил возле своего дома С. Ю. Куняева. Ему уже 91 год.
— Как Вы, Станислав Юрьевич? — спросил его.
— Вт видишь, на своих двоих иду. Значит, нормально.
Поговорили недолго.
Я пожелал ему здоровья и всего самого доброго.
Пожали друг другу руки. Рукопожатие у Куняева, слава Богу, твердое. Уверенное.

Поначалу я не думал переезжать на ПМЖ в свой загородный дом в подмосковном Быкове.
Купил и купил. Как дачу. Я хотел приезжать туда только на выходные. Но дом есть дом — он требует постоянного внимания. И есть еще одно важнейшее отличие дома от дачи: в доме очень быстро появляются коты, собаки и другие друзья человека. И бросить их никак нельзя.
Ну и, конечно, жить в доме намного интереснее и романтичнее.
Город вытягивает из тебя все жилы, а земля дает силы, приводит в чувство, на земле ты становишься хоть немного похож на человека, общаешься с деревьями, кустарниками, растениями, встречаешь рассвет и закат, разжигаешь костер, разговариваешь с животными, которые в плане доброты и разумности нередко превосходят человека, смотришь на прилетевших (точно из детства) зеленых бронзовок и красных майских жуков, ходишь по сосновой хвое и смотришь на небо, которого в мегаполисе нет.

…Когда я приезжал на выходные, ко мне тут же приходила на участок красивая белая кошка. Я делился с ней тем, что у меня было: молоком, хлебом. Кошка быстро ела, пугано озираясь по сторонам, и уходила. В дом не входила. Боялась.
Так происходило месяца три. Когда я уезжал в командировки, то просил своего пожилого отца покормить кошку. Отец всегда помогал, приезжал из Москвы и кормил.
Вскоре до меня дошло, что кошку надо кормить получше — не только хлебом и молоком. Я стал покупать ей кошачий корм Вискас, а также рыбку, сосиски, курятину.
И кошка… зашла в дом. Прыгнула на желтое кожаное кресло. И заснула. Доверилась мне. Осталась. Я понял, что теперь несу ответственность и за нее.

Но как быть? У меня в Москве много хлопотных дел — издательство, телеканал в Ютубе, журналы, газеты и т. д. Ездить постоянно из Быково в Москву мне трудно.
И я придумал хитрый вариант: я начал ремонт дома — масштабный, серьезный, многомесячный. Один знакомый дипломат (Николай Геннадиевич Фомин), с которым мы редактировали и выпускали газету общественных организаций МИД РФ,  порекомендовал мне хороших рабочих из Белоруссии. Мы сторговались, и они начали ремонт второго этажа дома, а также принялись обшивать сайдингом небольшой, но крепкий  сарай, который постепенно становился похожим на уютный двухэтажный домик. Контракт был рассчитан на три месяца.
Я был спокоен, кошка осталась в доме, и рабочие ее кормили. На питание я оставлял деньги. На какое-то время у меня появилась передышка — кошка была пристроена.
Рабочие полюбили кошку и назвали ее Дашей. И Даша прижилась, осталась в доме. И больше с участка никуда не уходила.

Кто она? Сколько ей лет? Я ничего не знал. Но когда приезжал в дом на выходные, она меня встречала у калитки. В доме ложилась мне на грудь и обнимала нежными длинными лапами.
Белорусские дисциплинированные рабочие быстро все сделали и уехали. И я опять остался вдвоем с кошкой. Я уже взял за нее полную ответственность и, разумеется, не мог ее бросить.
Я стал приглашать жить в дом своих знакомых. На длительный срок никто не соглашался. Неожиданно согласилась переехать на ПМЖ одна красивая эффектная поэтесса, которая недавно вернулась из США, из Майами, и решила остаться в России.
Звали ее Виталина. Было ей слегка за сорок.
Вот Виталина-то меня и спасла. Она поселилась в доме и стала жить с Дашей.

У Виталины было много положительных качеств: она отличалась, как я уже говорил, эффектной красотой (высокая, стройная, голубоглазая, вьющиеся каштановые волосы), писала философские стихи, играла на фортепиано, делала собственными руками ювелирные украшения… А еще она владела шикарным внедорожником марки Сидан. И мы договорились, что Виталина за жилье ничего не платит, но будет забирать меня в пятницу с работы на дачу. Никаких договоров не подписывали. Договорились и стали делить общий кров. При этом мы (как воспитанные и деликатные люди) оставались на Вы. Жили в одном доме в смежных комнатах, но были подчеркнуто корректны, никаких фривольностей я себе, разумеется,  не позволял, тем более, что у Виталины, как выяснилось позднее, есть муж и двое взрослых детей-студентов. Почему она решила пожить в моем доме — я не вникал. Как говорится, в каждой избушке свои погремушки. Меня все устраивало. Главное: кошка была пристроена. А я мог спокойно заниматься своими московскими суетными буднями.

Однажды, когда Виталина уехала в Москву по своим делам, ко мне наведались в гости знакомые писатели — супружеская пара. Они тоже оказались кошатниками, посмотрели на Дашу очень внимательно и торжественно объявили мне, что кошка Даша — кот. Но кастрированный.
Я не растерялся. И придумал кошке новое имя — Мурлыка. Универсальное имя, подходящее и для кошки, и для кота.
А потом версия моих друзей подтвердилась. Соседка Надя, увидев у меня Мурлыку, сказала, что это кот Айс, который раньше жил у Юльки с Мишкой, моих пьющих соседей, в их доме.
— Кот Айс эмигрировал к тебе, — резюмировала Надя.
— Да, он долго присматривался, потом собрал свои небольшие пожитки и перебрался.
— Это кот необычный, — продолжала Надя, — Мама у него — сиамская кошка Пуля, а отец — ангорец. Я Айса помню с его детства. Это очень интеллигентный кот, он всегда оберегал и защищал своих братьев и сестер, всегда ел самый последний, прогонял с участка чужих  котов. И, говорят, он целебный. Лечит лапами и мурлыканьем. Цены ему нет. Но Юлька с Мишкой пьют, вот он к тебе и переехал. Ему повезло на старости лет. Айсу, то есть, извини, Мурлыке, сейчас пятнадцать лет. Он уже очень возрастной котик. По человеческим меркам, ему за восемьдесят.
Так я узнал историю Мурлыки.

Виталина души не чаяла в коте, разговаривала с ним, кормила его не только Вискасом и сухим кормом, но и шпротами, и красной рыбой, даже мидии ему покупала. Кот ел и наедался за все предыдущие голодные годы. И, конечно, пел благодарные кошачьи песни — мурлыкал.

Если Виталина уезжала в Москву, кот сидел у калитки и ворот и ждал ее. Не отходил. Или запрыгивал на забор и смотрел на улицу. Назад к Юльке и Мишке он больше не возвращался.
А потом (примерно через два года) Виталина опять решила улететь в Америку. И мы остались с котом вдвоем.
Я стал больше работать на дому, на удаленке, а в Москву выезжал в самом крайнем случае. Мои сотрудники справлялись без меня.

А еще я врезал во входную дверь котоход, и Мурлыка  теперь мог заходить в дом (и выходить из него), когда ему надо.

Больше всего кот любил лежать на мне. И обнимал лапами, как человек. Причем, пододвигался поближе к лицу и шее — там, рядом с кадыком, говорят, и находится душа. То есть лечил меня. Лечил мою душу.

Был Мурлыка очень дружелюбный и гостеприимный, всех моих гостей встречал, провожал до дома, как бы приглашал в гости. Всем уделял внимание.

Отъезд Виталины кот тяжело переживал. И ровно полгода каждое утро подходил к воротам, ждал, когда она вернется. Грустил.
Но потом все-таки оттаял, у нас поселились другие пушистые друзья — кошка Монро (котенок со строительного рынка) и кот Пушистик (с помойки), с которыми Мырлыка быстро нашел общий язык. Ему стало повеселее. У меня стало три кошки.

Постепенно Мурлыка стал моим основным другом. Я и говорил-то, прежде всего, с ним. Кот все понимал. И всегда меня морально поддерживал.

Мы прожили вместе семь лет. Коту исполнился двадцать один год, по человеческим меркам — это больше ста. Мурлыка заболел раком, в специальной клинике в поселке Быково ему сделали операцию, отрезали ушко. Ветеринар сказал, что жить Мурлыке осталось полгода. Но прошло полтора года, а кот по-прежнему лежал на своем желтом кожаном кресле, лежал на мне, отгонял других котов от своей миски. Кот знал свою работу очень хорошо.

А потом я поехал в служебную командировку, на три недели. Мы открывали новое печатное производство в Белгородской области.
Я попросил соседку Надю следить за Мурлыкой, не только кормить его и менять ему воду, но и разговаривать с ним, общаться, обязательно чесать за ушком и гладить по шерстке.
Надя согласилась. Я оставил много корма, деньги, набил холодильник едой.
Каждый день я звонил Наде и спрашивал, как мой кот, как другие кошки.
Надя говорила, что все нормально, но кот постоянно сидит у калитки — ждет тебя.
А через два часа Надя позвонила сама и сказала, что Мурлыка умер, в одной из моих теплиц.
Похоронили его на соседнем (заброшенном) участке Надя, Юлька и Мишка, его прежние хозяева. Круг замкнулся.
А мне стало совсем тяжело. Не уберег я Мурлыку.

16 октября 2024 года. Помидоры до сих пор растут. Собрал 25 черри.
Итого на сегодняшний день я вырастил 293 черри.

Видел в окно со второго этажа, как белка и сорока бегали-летали друг за другом. Может быть, играли? Может быть, дрались?

Заключил договор с одной милой дамой, «пустившейся на дебют», на издание книги ее прозы. Договор на солидную сумму.
Дама спрашивает:
— А почему Вы решили издать мою книгу? Вам в самом деле понравилось?
—Да, — не моргнув глазом, — отвечаю я. — Это очень хорошая книга.

Позвонил А.М.Ф., мой старинный друг, солидный предприниматель, генеральный директор крупной инвестиционной компании. Ему 88 лет. А дружим мы 20 лет. Если не больше.
— Женечка, как ты? А я опять читаю твою книгу стихов. Это про меня. Это даже не стихи. Это сама жизнь.
— Спасибо, дорогой Маркович! Как-то так странно получилось, что Вы — один из самых близких мне людей. Несмотря на разницу в возрасте. Мы одной группы крови.
Потом еще немного поговорили о делах, о здоровье.
На душе стало легче. Это очень важно — когда тебя понимают. И принимают.

Звонит знакомая молоденькая поэтесса.
Просит сделать расчеты на ее книгу стихов.
Говорю:
— Пришлите рукопись, пожалуйста! И напишите, какой Вы хотите тираж и вид переплета.
Присылает.
Делаю и отсылаю поэтессе расчеты. Формат 140+200. 160 страниц. Мягкая обложка. Тираж 100 экз.
Звонит мне:
— Евгений Викторович, меня все устраивает. Но скажите, пожалуйста, если тираж будет не 100, а 1000 экз., то цена изменится?

-----------------------------------------------------
-----------------------------------------------------

Отвечаю спокойно. Без раздражения. Сдерживаюсь. Все-таки у меня большой опыт — я 21 год работаю директором издательства. Видел и слышал всякое.
— Да, цена изменится.
—Хорошо, — отвечает поэтесса. — Сделайте тогда новые расчеты. На 1000 экз.

…В итоге мы сделали этой поэтессе книгу тиражом 1000 экз.
В процессе работы даже подружились. Оказалось, что она училась на семинаре детской поэзии Литературного института.
Узнав это, мне многое стало понятно.

Никогда не надо раздражаться.

Пишет мне письмо малоизвестный мне писатель.
— Евгений Викторович, издайте мою книгу прозы на выгодных для Вас условиях!
Насторожившись, уточняю:
— А что значит в Вашем понимании — выгодные для меня условия?
— Ну это так, чтобы Вы были довольны.
Опять уточняю:
— То есть Вы готовы оплатить расходы по выпуску книги?
Отвечает:
— Нет, не готов. У меня пенсия хорошая, но платить за свою книгу я не хочу.
Ну что тут скажешь? У меня пенсии вообще нет. И самое главное — в чем же моя в данном случае выгода? В том, чтобы оплатить автору его книгу?

Подобных писем много. Иногда складывается впечатление, что некоторые люди до сих пор живут в СССР, где писатели еще были кому-то нужны. Ну, не нужны сейчас ни писатели, ни их замечательные книги. Это вымершая профессия. А то, чем мы занимаемся, это хобби. Хоть какие ты тут законы ни принимай!..

Печатная книга стала дорогим сувениром.

Цукерберг победил Гутенберга.

Звонит уважаемый человек, известный писатель и доктор наук, профессор, которому я  много лет назад — за деньги одного богатого бизнесмена — сделал сайт.
— Евгений Викторович, мой сайт не работает. Спасите! Весь архив пропал.
А нужно заметить, что спонсор-бизнесмен давным-давно уехал за границу, и тех. поддержку сайта писателя моя фирма делает за свой счет. И даже доменное имя мы оплачиваем.
Отвечаю:
— Сайт восстановить можно, но прошла хакерская атака. На восстановление потребуется время и деньги — конкретно семь тысяч рублей.
Писатель отвечает:
— Нет, это меня не устраивает. Если Вы сами восстановите, то хорошо, а платить не хочется.
Я удивляюсь:
— А кто же должен платить? Я?

Так мы ни до чего и не договорились.

Мне эта ситуация не понятна. Я же не веб-дизайнер, не айтишник. Сам сделать такую работу не могу. Я предприниматель, человек, который н а н и м а е т веб-дизайнеров и айтишников. А эти ребята не работают бесплатно.

Или в России коммунизм? И отменили капитализм? Но при любом строе за работу надо платить.

Я пошел в магазин, купил хлеба. Отдал сто рублей. Поехал в метро. Заплатил 57 рублей. Потом заплатил за аренду офиса, налоги, зарплату сотрудникам. И т. д.

Никто никаких услуг мне бесплатно не предоставляет.

Или другой пример.  Я сейчас хочу сделать пристройку к бане. Моя сотрудница порекомендовала рабочих. Я с ними созвонился, они выставили цену за ленточный фундамент  — 8 тысяч за погонный метр.
Я отказался. Дорого. У меня таких денег нет. Но я же не прошу их сделать мне фундамент бесплатно. Они меня просто не поймут.

Кстати, если бы писатель п о п р о с и л меня сделать работу по восстановлению сайта бесплатно, я бы сделал. Дело не в деньгах. Я не могу понять: откуда это потребительское отношение к другому человеку?

Все очень странно.

И еще. Этот профессор, наверное, тоже свои лекции не бесплатно читает.

Украина была окровавленной.
Стала — кровавой.
Теперь (после бомбежек Белгорода, Брянска, Воронежа, Курска, Московской области…) война идет на равных.
Мы бомбим их.
Они — нас.
До последнего украинца.
До последнего русского.
На благо ВПК и банков США.
На благо кучки отвратительных и ненасытных богачей.

Люди, опомнитесь!

Сердце обливается кровью.

До шести лет я жил с родителями, старшим братом Жориком и старшей сестрой Маринкой в частном доме, в Кускове, самом красивом месте на земле. Дом наш находился на улице Трудовой, в третьем проезде, в пяти минутах ходьбы от знаменитой графской усадьбы.
Я где-то читал, что человек формируется до пяти-шести лет. Думаю, что это правда. В пять-шесть лет я уже был сложившимся человеком, привыкшим общаться с людьми, которые меня любят, с деревьями, кошками, растениями, смотреть радостно на облака и ничего не бояться, любить жизнь. Каждое утро летом я выбегал из дома на грядки и смотрел: созрела или не созрела клубника… Это было счастье.
Страхи, низменные качества во мне проявились потом — в школьный период, в период социализации и т.д.
А в самом раннем детстве я был частью совершенной природы и сливался с ней воедино.
Фактически, будучи москвичом по рождению и прописке, я представлял собой простого деревенского мальчугана.
Прошло очень много лет, но это желание — утром выбежать на огород и посмотреть: созрела клубника или нет — во мне сохранилось.
Как только у меня появились первые деньги в девяностые годы, я купил небольшую щитовую дачку в живописном и влажном Рузском районе Подмосковья на станции Партизанская, в 90 км от Москвы; потом, спустя годы, подарил ее своей замечательной сестре Маринке, которая давно стала бабушкой и даже прабабушкой, а сам взял кредит и купил полдома в поселке Быково, в сосновом Раменском районе, рядом с Москвой — на улице Прудовой. Было мне уже за пятьдесят.
Вот как интересно получается. Жил в Кускове, на Трудовой. Стал жить в Быкове, на Прудовой. Все «зарифмовалось». Круг замкнулся. Я, фактически, пришел к тому, с чего начал.
Дача — это дача. А дом — это дом. Это как туризм и эмиграция... Путать не надо. На дачу ты приехал и уехал. А в доме живешь постоянно.
…Руки у меня растут, увы, не из того места. На любую ремонтную работу мне приходится кого-то нанимать.
А тут такое большое хозяйство… Полдома (100 кв. метров), газовое отопление, вода из скважины, накопительный бачок на втором этаже и т. д.
Конечно, я не был готов на сто процентов к поселковой жизни. И надо было как-то приспосабливаться к новой жизни. Слава Богу, повезло с соседкой Надей. Она, быковчанка по рождению, была примерно моих лет, недавно похоронила мужа, и мы по-соседски, по-дружески морально поддерживали друга друга. Надя познакомила меня с местными врачами (в частности, с замечательным стоматологом Данилом Асланович), плотниками, а также с пожилым сантехником дядей Юрой.
Без дяди Юры я бы точно в поселке пропал. Это в Москве есть «Жилищник», который решает твои проблемы, а в поселке ты сам по себе, спасайся как можешь. А проблем много. И они постоянные. То кран потечет, то газовая колонка забарахлит, то насос сломается — и воды нет.
Дядя Юра мастер хороший, но человек своеобразный.
…А познакомились мы так. У меня сломался насос. Вода перестала поступать. Слава Богу, я был дома, а не на работе, и располагал временем, чтобы решить проблему. Я набрал домашний телефон дядя Юры (мобильный он не признает).
Я представился, сказал, что я друг и сосед Нади, объяснил ситуацию.
— Ну, а я тут причем? — резко спросил дядя Юра. — Ты насос сломал, а мне чинить?
— Да я не ломал, он сам сломался, — начал я лепетать.
— Все вы так говорите. А сами все ломаете. Сам сломал — сам и чини!
— Но я не умею.
— Значит, плохо учился. Ты вообще где-то учился?
— Да, немного учился, — оправдывался я. — Но, видимо, не тому.
— Ладно, — неожиданно сменил гнев на милость дядя Юра, — сейчас приеду. Жди! Значит, ты Надькин сосед?
— Да.
— Открывай калитку!
Через двадцать минут дядя Юра приехал на велосипеде.
Взяв в руки массивный портфель сантехника, пожилой и седой мастер (на вид: лет восемьдесят, невысокий, правильные черты лица) прошел в дом.
Я открыл подвал, где у меня насос.
Дядя Юра, кряхтя, туда спустился. Достал из подвала насос. На улице стал чинить. Чинил примерно минут сорок.
Потом опять полез в подвал. Что-то там покрутил, повертел — и насос заработал. Вода пошла.
Я очень обрадовался.
— Сколько я Вам должен? — спросил я дядю Юру.
— Я денег за свои умения не беру, — в очередной раз огорошил меня мастер. — Меня советское государство учило бесплатно, пенсия у меня хорошая, а я теперь долги отдаю… Возвращаю то, что мне дали.
Я растерялся. Я не знал, что делать.
— Может быть, тогда отобедаете? — предложил я. — У меня есть картошка и сало.
— Это можно, — улыбнулся дядя Юра. — накрывай на стол!

— Вы давно занимаетесь бизнесом?
— Многие годы был топ-менеджером в крупных фирмах. Двадцать один год занимаюсь своим делом. Я генеральный директор и единственный учредитель. Компаньонов у меня нет. Фирма у нас многопрофильная. Занимаемся консалтингом, рекламой, недвижимостью, издательством, телевизионными проектами и т. д.
— Это трудно быть бизнесменом?
— Кто может, тому легко. Формула любого бизнеса предельно проста: что-то недорого купить и дороже продать. Или так: что-то произвести и продать. Научить этому невозможно. Либо ты можешь, либо нет. Никакие оксфорды тут не помогут.
— Чем Вы гордитесь как предприниматель?
— Я ни разу не задержал сотрудникам зарплаты, плачу исправно налоги, не опаздываю на встречи, не живу в роскоши, мои доходы сопоставимы с доходами моих работников.
— А если нет способностей к бизнесу?..
— И не нужно тогда им заниматься. Каждый должен заниматься своим делом, найти его, найти свой талант, максимально развивать его.
— Вы сторонник малого бизнеса или крупных корпораций?
— Я сторонник малого бизнеса. Я очень хорошо знаю, что человек, работающий на себя, работает лучше, чем наемный работник. Если хороший специалист в той или иной сфере имеет менеджерские задатки, ему, конечно, нужно открывать свое дело. Пусть небольшое, но свое. Бизнес помогает человеку эволюционировать, потому что настоящий бизнесмен не может никого обмануть. Если обманешь — от тебя уйдут и клиенты, и сотрудники. И совсем тогда разоришься. Бизнесмен должен быть даже лучше, чем он есть на самом деле. А крупные корпорации я не люблю. Я считаю, что это уже не бизнес, а политика, а политика чистой не бывает.
— Что самое приятное в бизнесе?
— Возможность что-то подарить близким людям.
— Это самое главное?
— Да.

— Что такое, на Ваш взгляд, поэзия?
— Высшая форма искусства. Лучшие слова в лучшем порядке. Это уже сказано давным-давно и до меня.
— А много хороших поэтов?
— Очень мало. Более того, даже у хороших поэтов совсем не много хороших стихов. Если ты остался в русской поэзии одним стихотворением, это уже прекрасный результат. Я считаю, что вершина Иннокентия Анненского — это «Среди миров», лучшее стихотворение Александра Кочеткова — «Баллада о проекуренном вагоне», шедевр Иона Дегена — «Валенки»… Этих стихотворений вполне достаточно для того, что говорить о перечисленных поэтах как о великих мастерах.
— Я думаю, сейчас в нашей стране поэтический бум. Все пишут стихи.
— Более того, у любого графомана — теперь армия поклонников в социальных сетях. Чем безнадежнее графоман, тем армия поклонников больше.
— Это странно…
— Не думаю, что это странно.  Чтобы понять хорошего поэта, надо быть ему равновеликим. Чем проще автор, тем у него больше читателей.
— Но люди все-таки любят настоящую поэзию.
— Какая наивность — думать, что читатели любят поэзию. Читатели любят простые, незатейливые рифмованные тексты. Особенно — когда их поют под гитару. Ничего тут удивительного нет.
— Назовите Ваших любимых поэтов.
— У меня нет любимых поэтов. Но есть любимые стихи различных авторов. «На холмах Грузии лежит ночная мгла» (Пушкин), «Приближается звук. и, покорна щемящему звуку…» (Блок),  «И цветы, и шмели, и трава, и колосья…» (Бунин),  «Во всем мне хочется дойти…» (Пастернак), «Тихо летят паутинные нити…» (Рождественский)… Долго перечислять.
— Вам помогает поэзия жить?
— Да. Это мое спасение.

— Какие фильмы в последнее время Вас порадовали?
— Никакие.
— Вы не любите кино?
— Очень люблю. Но у меня свой взгляд на кинематограф. Я считаю, что кино — это величайшее искусство, а не развлечение, не бизнес.
— Какие Ваши любимые фильмы?
— «Цвет граната» Параджанова и «Зеркало» Тарковского.
— Это все?
— Да, это все. Я считаю, что рассказывать кинематографическим языком какие-то и с т о р и и — это путь, не достойный искусства. Есть много крепких мастеров-кинематографистов, но подлинных художников мало. Художник никого не развлекает. А говорит с собой и с Богом.
— Но ведь над художником (режиссером) всегда стоит продюсер.
— Идеальный вариант, когда режиссер сам является продюсером. И снимает то, что считает нужным. Не думая о том, вернет он потраченные деньги или не вернет.
— Но так бывает, наверное, очень редко.
— Это то, к чему надо стремиться.

………….............................................................................………….
…………………..............................................................................…
— В чем же, по-Вашему, смысл жизни?
— Мужчины или женщины?
— Мужчины.
— Смысл жизни мужчины — разбрасывать семя.
— Оплодотворить как можно больше самок?
— Да.
— А смысл жизни женщины?
— Выбрать лучшее семя. Лучшего самца. Чтобы он защищал ее и ее потомство.
— Неужели все так примитивно?
— Это не примитивно. Это божественно. Так задумано не нами.
— Хорошо. Но ведь тогда возникают неизбежные проблемы. Где нам, женщинам, найти столько сильных самцов?
— Выход один — полигамия. Мусульманство — в этом смысле очень мудрая религия.
— Но мы-то живем в Москве. Здесь пока еще христианская культура…
— Вы уверены? Я — нет. Очень многие сильные самцы живут по законам мусульманства, я имею ввиду — многоженство. Правда, неузаконенное.
— Все, что вы говорите, меня слегка шокирует. Вы циник…
— Что Вы?! Я романтик. Я люблю жизнь, люблю женщин, детей… У меня много друзей. Я обычный человек. Просто называю вещи своими именами. Но лучше расскажите о себе! А то я Вам совсем голову заморочил.
— Я, как водится, приезжая. Приехала из Алтая. Снимаю квартиру на Коломенской, работаю в школе. Даже и не думала, что окажусь в Москве. Как-то так все само вышло.
— О чем мечтаете?
— Мечты мои просты. Мечтаю о семье, о доме. О муже, которого смогу воспитать.
— А почему не замужем? С вашими-то данными…
— Что вы имеете ввиду?
— Красоту, конечно.
— Спасибо. Но, может быть, это и пугает? Отталкивает мужчин? Да и вообще, трудно выбрать… Не ожидала, что в Москве столько психов, алкоголиков и голубых.
— Хотите я Вам дам совет, как выбрать правильного мужчину?
— Конечно, хочу. Впрочем, я думаю, это невозможно. За такой совет, наверное, нужно дать Нобелевскую премию.
— Мне достаточно Вашего внимания.
— Очень интересно. Итак, Ваш совет.
— Имейте дело с предпринимателями. С людьми, которые занимаются своим делом. Пусть у него крошечная фирма, два человека, но своя. Пусть он занимается частным извозом, но на своей машине. Вот с такими людьми можно иметь дело. Потому что они отвечают за себя, за свои слова. А следовательно, и за других.
— А топ-менеджер в крупной фирме?
— Не отвечает. Задача топ-менеджера — как можно меньше ошибаться. Значит, как можно меньше работать. Более того, любой топ-менеджер — вор.
— То есть?
— Топ-менеджер — это откаты, поиск выгоды для себя за деньги хозяина. Топ-менеджер всегда что-то ворует.
— Например?
— Например, когда в рабочее время решает свои вопросы. Тогда он ворует у хозяина время.
— Неужели не бывает исключений?
— Бывают.
— А среди предпринимателей не бывает скотов?
— Бывают, конечно. Но в целом бизнес воспитывает. Ты должен быть хорошим и для заказчика, и для исполнителя. Иначе просто разоришься. Клиенты не дадут заказы, а исполнители не смогут их выполнить. Бизнесмен обязан учитывать баланс интересов. Это как раз то, что нужно и в семье.
— А любовь и влюбленность — это разные категории?
— Абсолютно. Но взаимосвязанные. Влюбленность может перерасти в любовь. А любовь — во влюбленность.
— Что такое любовь?
— Любовь — это когда альтернатива невозможна. Это когда один, сам по себе, без своей половины — ты не человек.
— А влюбленность?
— Это первый этап любви. Кстати говоря, очень важный.
— Я думаю, что Вы противоречите себе. С одной стороны, Вы утверждаете, что смысл жизни мужчины — оплодотворить как можно больше самок, а с другой стороны, говорите, что без своей половины человек — не человек.
— Противоречие, безусловно, есть. Но на то он и человек, что в нем есть и зло, и добро. Человек не ангел. О том, что такое любовь, понимаешь не сразу, и правильно жить начинаешь не сразу.
— Когда жизнь уже идет к финалу?
— Увы, Вы опять правы.
— Если бы начать все сначала, каких ошибок Вы бы избежали?
— Я бы никогда не разменял свою любовь на множество влюбленностей. Создал бы большую семью. И жил бы только для нее.  Все остальное, как я сейчас понимаю, не имеет большого значения.
— А сколько Вам сейчас лет?
— Шестьдесят.
— Понятно.
— И мне, к сожалению, тоже все понятно.

……........................................................................................…….
…........................................................................................……….
…........................................................................................……….

— Вы написали множество книг. Какая из них для Вас самая главная?
— Та, что я пишу сейчас.
— О чем она?
— О том, как преодолеть боль в мире боли.
— И как?
— Писать книгу об этом. Это вид автотерапии.
— Вы поэт, прозаик, литературовед, издатель, кинорежиссер… И все-таки кто — прежде всего?
— Сын, муж, зять, отец, тесть, дедушка.
— Что Вам удается лучше всего в жизни?
— Выращивать огурцы.
— А еще?
— Выращивать помидоры, груши и виноград.
— А еще — в глобальном смысле?
— Не знаю.
— У кого Вы учились?
— У всех.
— И у подлецов?
— Я не встречал подлецов. Я встречал людей, совершавших иногда подлые поступки.
— И у таких людей учились?
— Да.
— А чему у них-то?
— Как нельзя себя вести.
— А сами каких поступков совершили больше — хороших или плохих?
— Я не уверен, что совершал хорошие поступки. И уж точно — не мне об этом говорить.
— Что для Вас сейчас самое важное?
—Увеличивать территорию добра, тепла и света. Помогать тем, кто рядом. Искупать свои грехи.
— Вы боитесь смерти?
— Я не знаю людей, которые не боятся смерти. Но т а м есть люди, которые меня ждут. И я их жду. Очень. Поэтому все хорошо.

— Можно с Вами поговорить о политике?
— Нет никакой политики.
— А что же есть?
— Есть бизнес, экономика, интересы государств и транснациональных корпораций.
— Кто же тогда все эти президенты, премьер-министры?
— Наемные топ-менеджеры. Я об этом писал еще тридцать лет назад. Грубо говоря, макроны приходят и уходят, а ротшильды остаются. Кстати, Макрон ранее работал в банке Ротщильда.
— А как в России?
— Пожалуйста, следующий вопрос.
— Когда закончится война?
— Война идет всегда. В той или иной форме. Потому что войны и революции — это самый выгодный бизнес.
— Что же нам всем сейчас делать?
— Молиться. И заниматься своим делом.

— Выгодна ли сейчас профессия писателя?
— Такой профессия сейчас вообще нет. Журналы и газеты не платят. Они сами еле-еле существуют. То есть литературным трудом прокормиться невозможно. Значит, и профессии писателя нет.
— А как же тогда выходят книги?
— Есть гранты от различных фондов, от государства. Есть меценаты, хоть их совсем немного. А большинство книг издаются за счет средств авторов.
— То есть книги есть, а профессии нет?
— Да, именно так. Хотя хорошие писатели до сих пор существуют.
— Какой писатель, на Ваш взгляд, хороший?
—  Хороший писатель — это писатель, заказавший в моей типографии тираж своей книги.
—  А очень хороший писатель?
— Очень хороший писатель — это писатель, заказавший в моей типографии две (или более) своих книги.
— Какой писатель, на Ваш взгляд, плохой?
— Плохой писатель — это графоман, у которого нет денег.
— А очень плохой писатель?
— Очень плохой писатель — это графоман, у которого нет денег, но он просит, чтобы издательство все равно его издало. Есть еще и отвратительные писатели.
— Это кто такие?
—  Это графоманы, у которых, по их словам, нет денег, но они все равно заказали книги в другом издательстве.
— Вы можете говорить серьезно?
— Могу.
— Как войти в историю литературы?
— Никому этого не посоветую. Это просто опасно. Дело в том, что любой известный писатель на каком-то этапе воюет с государством. И только потом его признают. Примеров много. Достоевский и Короленко, Солженицын и Аксенов…
— А можно изменить ситуацию? Можно сделать так, чтобы писателей опять читали? Чтобы у журналов были большие тиражи?
— Конечно, можно.
— Интересно как?
— Очень просто. Надо отменить Интернет, смартфоны — и тогда все вернется на круги своя.
— А иначе нельзя?
— А иначе нельзя.

Пожилой человек Сидор Иванов, живущий на даче на пенсию, встал в пять утра (как только рассвело) и сразу же побежал в теплицу — проверять свои помидоры... И увидел, что на большом и пышном кусте завязался еще один маленький томатик, похожий н ребеночка. Иванов заплакал от счастья и забыл на время про все свои болячки, горести и проблемы.

Миллионы людей пишут стихи. Стихи, разумеется, не высшего качества, непрофессиональные — ну уж какие есть.
И только один человек читает все эти стихи и пишет про них в изданиях Союза писателей ХХI века и в других литературных СМИ.
Этого человека зовут Александр Балтин.
Этот человек помогает многим людям повысить собственную самооценку, почувствовать себя нужными миру, социально-значимыми личностями. Фактически Александр Балтин спасает людей. Да, именно так — спасает людей.
Помолимся за него!

Мои соседи Юлька и Мишка, сорокалетние нерасписанные гражданские муж с женой, приехали домой, в поселок Быково, с шабашки из Тамбовской области, где штукатурили дом своего давнего знакомого по прозвищу Лимон, и бухали. Бухали вторую неделю подряд. Пропивали заработанное.
— Если так будет продолжаться, — сказал Юльке Мишка, — Я кони двину. Сопьюсь окончательно. Лучше я пойду на СВО, отдам жизнь за Родину… Там и деньги хорошие платят.
— Платят, но недолго, — попыталась остудить пыл партнера Юлька. — Хрен-два, ты туда пойдешь, я тебе запрещаю…
— Кто ты такая, чтобы мне запрещать? — решил дать  отпор подруге Мишка.
— А я все равно не пущу.
— А я все равно пойду Вот мой паспорт, а вот военный билет.. Видела? Имею все гражданские права. И, вообще, я патриот. А Родина в опасности.
— Ну-ка покажи свои документики! — потребовала Юлька.
— Вот, смотри! — Мишка протянул подруге документы.
— А теперь — вот! — торжествующе крикнула Юлька. И начал рвать на глазах обалдевшего Мишки его паспорт и военный билет.
Мишка не растерялся. Начал собирать клочки и пытаться их склеить.
Но если русская женщина что-то решила, то остановить ее невозможно. Юлька схватила молоток и тюкнула Мишку по черепушке. Потекла кровь.
Юлька догадалась вызвать скорую.
Приехали врачи и сделали Мишке перевязку. Слава Богу, в этот раз обошлось.
В полицию Мишка, конечно, заявлять не стал. Но вдруг ни с того ни с сего сделал Юльке официальное предложение. Потом позвонил мне — и пригласил на свадьбу в качестве свидетеля.

(Диалог двух немолодых людей)

— Вы интересуетесь футболом?
— Конечно. Я ведь и сам играл, у меня первый взрослый разряд. Я был и левым хавом, и центральным нападающим.
— А что Вы думаете о современном российском футболе?
— Я стараюсь о нем не думать. Иначе я сойду с ума.
— Почему?
— Потому что это не российский футбол. Недавно смотрел матч Динамо-Спартак. За Динамо (я за эту команду болею с детских лет) играло т р и наших соотечественника. Остальные — иностранцы. И тренер — иностранец. Я уже не говорю про Зенит. Там вообще большинство — бразильцы. А где наши ребята? Где наша молодежь? Ведь работают (и успешно работают!) спортивные школы, клубы… Мы сами себя лишаем будущего.
— Но ведь зрелищность футбола увеличивается, когда играют бразильцы…
— Пусть бразильцы играют в Бразилии или в других странах. А нам-то они зачем? Мы и в международных матчах сейчас не участвуем. Только деньги на ветер выбрасываем…
— Да, футбол — это деньги, большой бизнес.
— А я привык думать, что футбол — это народная игра. Мы в детстве-юности играли за клубные команды вообще бесплатно. И всей душой любили наш вид спорта. Больная эта для меня тема — футбол.
— Хорошо, я понял. Не буду Вам больше задавать вопросов.

Смартфон стал плохо работать. Я слышу, что мне говорят. А меня не слышат.
Пошел к одному мастеру в нашем районе Аэропорт.
Мастер покрутил смартфон и решительно вынес приговор:
— Надо микрофон менять. Будет стоить две  половиной тысячи.
Я сказал:
— Я понял. Подумаю.

Пошел — тоже в нашем районе — к другому мастеру. Тот был поприветливее:
Осмотрев телефон, успокоил меня
— Микрофон менять не надо. Вам надо просто телефон почистить. У нас эта услуга стоит 590 рублей.

Я ответил:
— Согласен.

Через пять минут телефон работал, как новенький.

17.09.2024. Белочка поселилась в скворечнике на моем участке. Это прекрасно, но это и большая проблема. Потому что кошка Монро захочет бедную белочку употребить на обед.
Теперь надо думать, как белочку спасать.
Так раньше я спасал синичат.

Смартфон стал плохо работать. Я слышу, что мне говорят. А меня не слышат.
Пошел к одному мастеру в нашем районе Аэропорт.
Мастер покрутил смартфон и решительно вынес приговор:
— Надо микрофон менять. Будет стоить две  половиной тысячи.
Я сказал:
— Я понял. Подумаю.

Пошел — тоже в нашем районе — к другому мастеру. Тот был поприветливее:
Осмотрев телефон, успокоил меня
— Микрофон менять не надо. Вам надо просто телефон почистить. У нас эта услуга стоит 590 рублей.

Я ответил:
— Согласен.

Через пять минут телефон работал, как новенький.

17.09.2024. Белочка поселилась в скворечнике на моем участке. Это прекрасно, но это и большая проблема. Потому что кошка Монро захочет бедную белочку употребить на обед.
Теперь надо думать, как белочку спасать.
Так раньше я спасал синичат.

Помню старое писательское Переделкино. Заповедное, дачное…
Я приезжал сюда в гости к Семену Израилевичу Липкину и Инне Львовне Лиснянской, Евгению Александровичу Евтушенко и многим другим поэтам и прозаикам…
Сейчас здесь все по-другому. Появилось много кафешек, именных указателей-табличек, тротуарных дорожек. Стало больше цивилизации.
Как говорится, все течет, все изменяется.
Переделкино теперь это Москва.

1.09.2024. Слышал утром 5 взрывов. Рядом с нами пострадал один дом. Об этом уже написали СМИ и соцсети. Жертв, слава Богу, нет.

(Из серии «Издательские будни»)

Издал 2 года назад книгу одной поэтессы. По ее заказу. Она забрала тираж, подписала акт сдачи-приемки, а нам на издательство оставила 10 экз. Чтобы мы предложили в магазины.
Через два года звонит:
— Я хочу забрать у вас эти десять экземпляров.
— Хорошее желание. Но где же я их возьму? Эти 10 экземпляров давным-давно распроданы.
— А-а… А я думала, что не распроданы.

Короче, поговорили.
Мне вот интересно: а если бы книги не купили, тогда что? Неужели эта поэтесса думает, что я стал бы хранить два года ее книги у себя в крошечном офисе?
Впрочем, клиент всегда прав.
Так и живем.

(Текст для моего нового документального фильма)

Много лет наше издательство «Вест-Консалтинг» арендует помещение в самом центре Москвы — в Глинищевском переулке, рядом с книжным магазином  «Москва», напротив Мэрии.

Это замечательный и любимый переулок, в котором живет история. Это мое место силы. Здесь, в доме номер, шесть Пушкин встречался с Мицкевичем, здесь, в домах этого переулка,  жили знаменитые актеры Ольга Книппер-Чехова, Вера Марецкая, режиссеры Владимир Немирович-Данченко, Сергей Образцов, Сергей Юткевич, художник Михаил Черемных и многие-многие другие выдающиеся личности.
Сейчас здесь находятся Союз женщин России, Генеральная прокуратура России, ресторан «Ливанец», а выходит переулок  с одной стороны на Мэрию Москвы, а с другой — на Совет Федерации России.
Интересное дело: мое первое место работы в Москве было в Музее Николая Островского, это на Тверской улице, дом 14. Тогда это была улица Горького. Я служил в этом музее научным сотрудником.
Это совсем рядом с Глинищевским переулком.
Всю жизнь я, по сути, хожу одними дорогами.
С юности и до сегодняшних дней.

Выпустил книгу стихов гражданской лирики с предисловием Министра иностранных дел России С. В. Лаврова.
Отнес в один центральный книжный магазин.

Товаровед внимательно изучил книгу и сказал:
— Нет, нет, нам это не подойдет. Мы такую книгу продать не сможем. На такую продукцию спроса нет.
— Да-да, — гражданскую лирику не продадим, — подтвердила девушка-товаровед, которая сотрудничает со мной много лет и относится к моей     работе весьма благожелательно.

Огорченный, я пошел назад, в редакцию.

Вокруг светились неоном красивые вывески:
Dior,
Gucci,
Marriott…

Я пришел в офис, проверил в телефоне свой счет в сбербанке, на счету осталось 126 рублей 58 копеек.

Не много.

Я, как всегда летом, когда заказов предельно мало, начал судорожно размышлять, где добыть денег, чтобы оплатить налоги, аренду офиса и зарплату сотрудникам.

Долго молился.

Потом стал смотреть новости в интернете.
Прочитал, что бывший руководитель департамента культуры Мэрии Москвы Кибовский арестован по подозрению во взяточничестве. Якобы он хотел мошенническим путем присвоить себе 100 милллионов рублей.

Потом я опять молился.

Позвонил какой-то денежный графоман, сказал, что хочет издать в моем издательстве свою гениальную книгу.

Я сказал, что очень рад. Обязательно издадим.

Потом я опять молился.

Каждый день мне (как редактору журналов и газеты) присылают стихи и прозу. Обращаются авторы ко мне чаще всего по имени. Такое ощущение, что отчество в России отменили.
Я такие письма даже не читаю. Что может сказать миру и людям автор, который не знает азов этикета.
Я лично всегда в письмах обращаюсь к незнакомым людям по имени-отчеству. А узнать отчество не так трудно — в интернете много полезной информации.

(Закадровый текст для документального фильма)

Патриаршие пруды (или Патрики, как их нередко называют местные жители) — уникальное и литературное московское место, чем-то напоминающее мне Центральный парк в Нью-Йорке. Дома, пруд, лебеди, кафе, пешеходы…
Именно на Патриарших прудах происходят события романа Михаила Булгакова «Мастер и Маргарита», здесь Берлиоз попадает под трамвай.
На Патриарших прудах жили Владимир Маяковский и Александр Блок, наши современники Александр Еременко и Игорь Шкляревский… И многие другие известные люди. Здесь селилась партийная советская элита — Виктор Гришин, Владимир Семичастный…
Здесь имели мастерские Василий Суриков и Василий Поленов и другие выдающиеся художники.
Мне, грешному, тоже подфартило. Три года я жил неподалеку — на 3-й Тверской-Ямской улице и почти каждый день приходил сюда. Это места моей молодости. Это родные и любимые места.

На улицу стало страшно выходить. И в Москве, и в Подмосковье люди (и мужского и женского пола) говорят матом. Не ругаются, а именнно говорят. Прежде всего — молодежь.
Сквернословие стало нормой.
Не могу понять — почему.

17.07.2024. Внучка Катинка закончила седьмой класс берлинской гимназии и перешла в восьмой класс. Получила аттестат. Оценки почти все хорошие. Только одна тройка — по математике.
Внук Максимка перешел во второй класс.
Сегодня они все — Настя с мужем и детьми — уезжают на десять дней в Лондон. Там живет брат Настиного мужа.

Прислали мне стихи на эл. почту. Мне они не нравятся, но сохраню для истории, поскольку о родных местах.

(Закадровый текст из моего документального фильма)

Рассказово — город в Тамбовской области. Находится в 30 километрах от Тамбова.
Рассказово — это главный город в моей судьбе.
Здесь в советское время мы жили с моей прекрасной женой Наташей.
Здесь родилась наша чудесная дочка Настя.
Здесь я был счастлив.
Здесь я узнал, что такое горе.
Здесь в 2021 году умерла Наташа.
Но жизнь продолжается.
Город хорошеет и становится все более комфортным и приспособленным для жизни.
Все блага цивилизации здесь есть.
Я люблю этот город, в который приехал впервые в 1982 году. И прожил здесь пять лет. И все последующие годы не терял с ним связи. И не потеряю никогда.
Потому что это главный город в моей судьбе.

(Закадровый текст из моего документального фильма)

Летний Тамбов особенно прекрасен.
Речка Цна, на берегах который я, будучи абитуриентом и  студентом иняза Тамбовского пединститута, готовился к экзаменам.
Кораблики.
Неспешные прогулки горожан.
Храмы, которые сейчас все отреставрированы и выглядят очень красиво и торжественно.
Русская родная провинция.
Я здесь дома.

Самое бесполезное занятие — рассказывать волкам о пользе лечебного голодания.

Поэт перестал писать стихи.
—Это прекрасно, — возликовали его коллеги-поэты.
— Это замечательно, — воскликнули деревья (наверное, всем понятно — почему!)
— Это лучший для меня подарок, — сказал редактор одного толстого журнала.
— Наконец-то и на моей улице праздник, — прослезилась от счастья жена поэта. — Может быть, теперь ты займешься настоящим делом и будешь зарабатывать хоть какие-то деньги.
— Надо же, — подумал поэт, — я и не знал, что могу делать так много хорошего, не делая ничего…
…Но преступник всегда возвращается на место преступления…
Через полгода поэт опять начал писать стихи.

22 марта 2024 года приехала Настя.
И мы сразу поехали в Рассказово.
22-24 марта 2024 года я провел в Рассказове и Тамбове.
23 марта был на могиле Наташи.
Искал долго, прошел все кладбище. Оно сейчас в снегах, в сугробах. Но нашел.
На следующий день уже пошли вместе с Настей. Положили цветочки на заснеженную могилу.
Наташа всегда с нами. Она видит нас, любит и защищает.
Много общался с Настей, бабой Эммой и тетей Галей.
24 марта был в Тамбове. Снял небольшой фильм об этом городе, который знаю с 1981 года.

Тамбов — старинный русский город, который сыграл  судьбоносную роль в моей жизни.
Здесь я учился на факультете иностранных языков Тамбовского педагогического института, на первом курсе встретил Наташу, с которой мы сидели за одной партой, а в 1982 году поженились.
В Рассказове, пригороде Тамбова, родилась наша дочка Настя.
В Тамбове мы с Наташей, Царствие ей Небесное, преподавали французский язык во время студенческой практики, ходили в литературную студию «Слово» Сергея Бирюкова, печатались в местных газетах.
Это город-судьба.
Красивый старинный город, где много церквей, памятников архитектуры и кипит бурная современная жизнь.
Тамбов — в моем сердце.

Социальный статус писателя в настоящее время, прямо скажем, невысок. И несравним с социальным статусом писателя в советское время. Многие вещи уже не изменить в лучшую сторону. Но кое-что сделать можно.
Чтобы социальный статус писателя вырос, писатель должен зарабатывать литературным трудом. Но как? Журналы практически не платят. В 2022 году я напечатался в 15 журналах. И заработал 4 тысячи рублей. 2 тысячи за подборку в 18 стихотворений в одном центральном журнале и две тысячи за повесть в другом центральном журнале. Можно ли прожить на такие деньги?..
Это происходит  не потому, что журналы плохие, у журналов у самих нет денег.
Журналам и литературным газетам (а их не так много — «Литературная газета», «Литературная Россия», «Литературные известия», «Поэтоград», «Слово»…) нужно помочь с распространением.
Сейчас для того, чтобы моя газета «Литературные известия» поступила в крупнейшие магазины и в киоски, я плачу посреднической  фирме за распространение. Потраченные деньги вернуть еще ни разу не получилось. Ни разу. То есть это работа в убыток, на голом энтузиазме. Но энтузиастов никогда много не бывает.
Может быть, у государства будет возможность помочь литературным изданиям с распространением, —  оплачивая точки распространения? Иначе нам будет совсем трудно. Если вы обратите внимание на киоски Желдорпресс (это крупнейшая сеть), то там из литературных изданий вы увидите журнал «Юность» (главный редактор депутат  Государственной Думы и руководитель АСПИР Сергей Шаргунов), но там нет ни «Нашего современника», ни «Москвы», ни «Нового мира», ни «Знамени», ни «Звезды», ни «Невы», ни «Детей Ра», ни «Зинзивера»…
Ну не могут все редакторы быть депутатами Госдумы…  А распространять журналы надо.

Еще один очень важный  момент. Электронные порталы литературных СМИ.
Это и есть наш Русский мир. Когда на порталах Журнальный зал, Читальный зал, Журнальный мир и других размещаются литературные издания из разных городов и даже стран, это  и есть наша мягкая сила.
Мы подавали на грант (портал «Читальный зал», объединяющий более 50 изданий) лет десять назад в Федеральное агентство… Получили отказ. Делаем сами. Пока справляемся. Но силы людей не бесконечны. Важно сохранить то, что есть. Вовремя передать дело в надежные руки. Иначе (когда дело держится на энтузиазме отдельных людей) дело может неожиданно завершиться.
Сейчас мы имеем следующую ситуацию: закрыты журналы «Октябрь», «Литературная учеба» (основанная еще Горьким!), «Арион», «Литературное обозрение», нет печатной версии газеты «Книжное обозрение»… Это сильные удары по литературе и по культуре в целом. То есть, конечно, необходима консолидация усилий, вплоть (я к этому не призываю, но и не исключаю) до — национализации литературных брендов и перехода их под эгиду государства. Разумеется, это должно происходить добровольно, при взаимном желании заинтересованных сторон.
Лично я как владелец многих литературных СМИ готов эти темы обсуждать со всеми заинтересованными сторонами.

Ко мне в редакцию заехал один мой давний знакомый — автор-исполнитель, гитарист-виртуоз Володя (имя у него на самом деле другое), бывший москвич, переехавший в районный приволжский городок.
Я уже много лет арендую офис в центре Москвы в одной солидной организации. В фойе лежит печатная рекламная продукция этой организации, в частности, корпоративный журнал.
Володя стал листать этот журнал и увидел статью про одну свою знакомую.
Говорит мне:
— Мне нужно много таких журналов. Я героиню очерка знаю хорошо. Я от нее завишу по ряду дел. Она большая начальница. Если я подарю ей несколько журналов, она будет очень рада.
— Ну вот и возьми этот журнал, — отвечаю я.
— Нет, одного мне мало, — отвечает Володя. — Мне нужно несколько. Сходи к руководству офиса, попроси у них еще!
Я опешил. Идти к директору офиса, просить у него журналы  вовсе не входило в мои планы.
Но приятель был непреклонен.
— Если ты не хочешь,  я сам пойду. Мне точно не откажут. Меня все знают.
Я взмолился:
— Володя, ты же пришел ко мне, а не в дирекцию офиса. Охранники тебя и пропустили ко мне. Ты хочешь, чтобы у меня были проблемы?
— А какие проблемы?! Ты, что, им не доплатил? Я же так, по-свойски, у нас в районном городке я могу прийти к любому начальнику.
— Даже к тому, у которого арендуешь офис? — уточнил я.
— Нет, наверное, — Володя неожиданно задумался. — Я, вообще, с начальниками стараюсь дело не иметь. Да и офиса у меня нет. Я песни у себя на квартире записываю. У меня домашняя студия.
— А почему же ты меня хочешь выставить в непонятном свете?
— Ну если ты не хочешь, я не пойду, — согласился Володя.

Я пообещал ему, что попозже уточню у охранника: есть ли еще журналы.

Когда Володя ушел, я перекрестился. Подошел к охраннику. Тот сказал, что журналов больше нет.

Самое интересное было потом.

Через неделю Володя прислал новую песню на мои стихи.
Песня мне очень понравилась.

И я подумал в тысячный раз, наверное: как хорошо, что я сумел решить сложную ситуацию дипломатично.
— Спокойствие, только спокойствие, — как говорил Карлсон.

Пришел к нам в офис заказчик. Бывший военный. Полковник. Заказывает книгу стихов. Он ее писал несколько лет.
Спрашивает:
— А какая у меня бумага будет?
— 80 грамм, — отвечаю, — офсетная.
И показываю заказчику стандартный листок А4.
Полковник удивляется и смотрит на меня недоверчиво:
— И эта бумага — 80 грамм?
— Да, — говорю. — А на Ваш взгляд, это какая бумага?
— В этой бумаге пять граммов, не больше, — отвечает полковник. — Но меня такая и устраивает. Я люблю, чтобы все было скромно.

На этом наш полиграфический диспут, к обоюдной радости, завершился.

Кто меня точно не обделит своим вниманием, так это смерть.

Встретил на литературном вечере одного поэта.
Говорю ему:
— Присылай новые стихи!
Он отвечает:
— Хорошо.
На следующий день присылает.
Письмо начинается такими словами: «Женя, как ты просил, посылаю тебе стихи!…»

Разве я просил?
Просят милостыню на паперти.

Выпустил книгу в 700 страниц одному прозаику.
Отдаю ему тираж.
Писатель говорит:
— Вы еще обещали рецензию в «Литературных известиях» напечатать на эту книгу.
— Нет, — говорю, — не обещал. И в Договоре этого нет.
—Да, — неожиданно  быстро соглашается, прозаик. — Не обещали. Но сделаете?
— Сделаю, — отвечаю я.

Племянница поступала в один престижный ВУЗ.
Ее родители попросили меня помочь — они знали, что я этот ВУЗ закончил.
Я позвонил одному своему хорошему знакомому, который раньше в этом ВУЗе преподавал. Обрисовал ситуацию.
Спросил:
— У тебя есть там знакомые, сможешь помочь? Хотя бы проконсультировать…
Он ответил:
— Да, конечно, знакомые есть. Постараюсь помочь.
На следующей день он прислал скачанные из Интернета правила поступления в этот престижный ВУЗ.

Я  поблагодарил своего милого знакомого.
А племянница (умница и медалистка!) поступила сама. Без всякого блата.

Жил-был мой добрый друг Владимир Бояринов. Писал хорошие стихи, оберегал писательское здание, денно и нощно работал, все время что-то придумывал для писателей…
Все его хвалили, печатали, награждали…
И вот Владимир Бояринов умер.
Где творческая комиссия по наследию? Где улица имени поэта Бояринова? Где публикации неизданных стихов?

Но я, пока живу, буду помнить поэта и моего друга Владимира Бояринова.

Знаменитый писатель-релокант (не буду называть его имени, нет смысла) дает интервью по ЮТЮб.
Говорит о том, что Родина ему ни в чем не помогла. Мол, жизнь дали родили, а всего остального он добивался сам.
Потом писатель-релокант читает свое длинное и заунывное  стихотворение, похожее на рифмованную статью, и сам об этом стихотворении говорит, что оно хорошее.
Не буду давать никаких комментариев.
Не суди — да не судим будешь.
Я думаю о другом.
Если я когда-нибудь скажу, что Родина мне ничем не помогла, считайте, что  я окончательно сошел с ума.
Меня бесплатно учили в школе, меня бесплатно учили музыке (аккордеон), тренировали в спортивных секциях (футбол, хоккей, бокс), меня бесплатно учили в инязе, научили говорить по-французски и немецки, меня бесплатно учили в аспирантуре МГУ, дали возможность защитить диссертацию по филологии, меня бесплатно лечили в больницах (в том числе в ковидной), мне давали бесплатно консультации в литературных студиях и объединениях и т. д. и т. п.  Разве я могу быть неблагодарным?

Кончились деньги на карте Тройка. А продавцов билетов теперь у нас на станции метро Аэропорт нет. Во всяком случае, работают они точно не каждый день. Как войти в метро? Пользоваться автоматами я не умею. Пробую пополнить Тройку через карту Сбербанка. Ничего не получается. И наличных как на грех у меня с собой нет. Прошу молоденькую симпатичную девушку, стоящую рядом, помочь мне пополнить Тройку. Она охотно соглашается. Но и у нее ничего не получается. Тогда она говорит:
— Давайте я Вас так проведу, по моей карте.
Я чуть не прослезился.
Правда, это такой добрый и замечательный поступок.
Вообще, молодежь меня часто восхищает.

Все надеюсь опять встретить в метро эту прекрасную девушку и как-то отблагодарить ее.

В свое время я поссорился с одной семейной парой, с которой ранее дружил.
Конфликт произошел, конечно, из-за денег.
Я считал, что ребята меня обманули.
А они, разумеется, считали, что виноват во всем я.
Это вообще, очень опасное дело — вести бизнес с друзьями. До добра (во всех смыслах) это не доводит.

Прошло много лет.
Мне позвонил один наш общий знакомый. И я поинтересовался — как там живут эти мои бывшие друзья.
Знакомый рассказал:
— Они живут хорошо. Дачу свою продали. И теперь на старости лет проводят время на квартире.
Я почему-то спросил:
— А кому они продали дачу?
— Сыну, — ответил  мой знакомый.

И мне много стало понятно.
Почему-то я стал уверен, что в том давнем споре правда была на моей стороне.

Одна начинающая  поэтесса купила у меня книгу стихов «Младший брат травы».
Купила и говорит:
«Я уже вторую книгу твою покупаю. Первую прочитала до дыр. А этот сборник пусть у меня будет в чистеньком  виде. В твоей книге нет многих моих любимых стихов — юмористических. И вообще, очень многое не понравилось. Я бы многие стихи сократила, аж двое».

Я к любой критике отношусь с пиететом.
Эта поэтесса (откровенная дилетантка, поверьте мне на слово, это объективно) тоже имеет право на свою точку зрения.
Но вот что удивительно — у всех свой взгляд на стихи.
И если подстраиваться под общественное мнение, то ничего хорошего не получится. Я хочу писать так, как хочу.

Как хочу и как могу.

Дмитрий Быков в беседе с пранкерами поведал, что готов гонорар от своей книги про Зеленского направить на дроны.
То есть на оснащение дронами ВСУ.
Впервые Дмитрий Львович был так откровенен.
И комментировать тут нечего. Все понятно. Иллюзий больше нет.
А вообще, сердце обливается кровью от происходящего. Людей жалко. Чем быстрее начнутся мирные переговоры, тем будет лучше.

Благодаря планшету я пересмотрел все фильмы, которые раньше не видел. Всю мировую классику.
Не могу сказать, чтобы меня что-то потрясло.
Советский кинематограф для меня по-прежнему лучший в мире.

Число современных литературных премий в области поэзии меня поражает.
А хороших стихов по-прежнему очень не много. Их и не может быть много.

(Этот автор прислал мне стихи в журнал, как ни странно, из Иерусалима. Печатать, разумеется, не буду.)