С тех
пор, как я прочитал первую книжку Бахыта Кенжеева, живущего в Монреале,
я стал внимательно следить за его творчеством. Уже этот сборник, выпущенный,
кстати, в престижнейшем эмигрантском издательстве «Ардис» в 1984 году,
показал: в русскую литературу вошел новый поэт. Со своим видением мира,
со своим словарем, со своей судьбой. Кажется, сейчас и у нас в стране
это начинают понимать. Опубликованы обширные подборки стихов Бахыта
в журналах «Знамя», «Дружба народов», «Клуб», «Огонек», «Студенческий
меридиан», еженедельнике «Семья». Другие издания проявляют интерес к
незаурядному, высоко реалистичному творчеству Кенжеева. Но о нем самом
по-прежнему мало что известно читателю. Попытаемся восполнить этот пробел.
Поэт
Бахыт КЕНЖЕЕВ:
«БЕЛОЕ
— БЕЛО, ЧЕРНОЕ — ЧЕРНО...»
— Бахыт,
расскажи, пожалуйста, немного о себе.
— Я родился в 1950 году в Москве, вырос в одном из старых арбатских
переулков. Закончил химический факультет МГУ. С 1972 по 1976 год изредка
публиковался в советской печати: в «Комсомольской правде» (первая публикация),
в «Юности», в альманахах. Печатался отнюдь не систематически, не было
ни одного советского издания, где бы я напечатался дважды. А после 1976
меня и вовсе перестали здесь публиковать, уж не знаю и почему.
— Но зато...
— Меня стал печатать журнал «Континент» (причем первая публикация появилась
там довольно случайно, без моего участия).
— После этого начались неприятности?
— Да они и раньше, как говорится, имели место, но сейчас как-то неприлично
кичиться тем, что тебя преследовали. Все и так ясно. Время было такое.
И не мне одному жилось некомфортабельно.
— Но эмигрировали далеко не все...
— Я женился на канадке. И мы четыре года прожили здесь. А потом уехали.
— Как сложилась твоя жизнь в Канаде?
— Я живу в Квебеке, в Монреале, зарабатываю на хлеб насущный техническими
переводами с английского языка и сотрудничеством с канадским радио.
— Можно ли в Канаде русскому писателю жить на литературные заработки?
— Всех моих литературных заработков за семь лет тамошней жизни хватило
бы лишь на то, чтобы оплатить проживание в квартире за два месяца.
— Неужели русскоязычные журналы не платят?
— Платят, но не все. Те, что платят, платят очень мало. А у русскоязычных
книжек самый роскошный тираж — тысяча экземпляров, да и то они не расходятся.
На Западе вообще нет интереса к поэзии. Не только к русской. Даже приличные
американские поэты выпускают книги тиражом не более пяти тысяч экземпляров.
Это тебе не Россия, где стихи по-прежнему читают и любят.
— Значит, и твой читатель тоже здесь, а не там?
— Несомненно. Во всяком случае, хочется на это надеяться. Поверь, Женя,
на Западе, где я в общем-то широко публикуюсь, я не нужен как поэт.
— Но ведь в Канаде так много русских эмигрантов.
— В Канаде живет восемнадцать тысяч русскоязычных людей. В Америке —
двести пятьдесят тысяч (правда, по другим данным, два миллиона, но в
этом случае считают и русских по происхождению, у которых родной язык
уже английский). В любом случае, это не очень большая армия читателей.
Кроме того, они раздроблены, разбросаны географически. Книжки им не
нужны.
— Ты поддерживаешь отношения с поэтами своего поколения?
— Со многими, тем более что некоторые живут, как и я, на Западе. Цветков,
например. Да и в Союзе я шестой раз за эти годы.
— Выйдет ли у тебя книжка в Союзе?
— Я отнес стихи в издательство «Московский рабочий», замечательной,
интеллигентной, милой женщине, заместителю заведующего литературной
редакцией Нине Семеновне Буденной...
— Бахыт, ты один из первых наших писателей-эмигрантов, которые стали
теперь приезжать на Родину, тебе легче судить о том, что у нас здесь
происходит. Взгляд со стороны — но не стороннего наблюдателя — всегда
интересен...
— По моему убеждению, сейчас ключевой момент в истории России. Веха.
И ярчайшим доказательством этого переломного момента стала публикация
«Архипелага ГУЛАГа» Солженицына. С этой архиважной, замечательной публикацией
все стало на свои места. Белое названо белым, черное — черным, а не
наоборот.
Представь себе такую наверняка знакомую ситуацию: у тебя болит, ноет
зуб. И от боли никак не освободиться, ничто не помогает — ни заговоры,
ни таблетки. Ты мечешься, не знаешь, что делать? Но потом все же додумываешься,
решаешься пойти к врачу, и он удаляет тебе зуб. И боль (какое блаженство!)
снимает как рукой. Но после этого нужно думать о чем-то другом, более
важном, а не о надоевшем зубе. А мы все стонем, мечемся.
— Ну, а как тебе наша демократизация, гласность?
— Я не могу их не приветствовать. К сожалению, у всех нас неважнецкая
память: мы быстренько позабыли, как трудно было дышать еще несколько
лет назад. А сейчас брюзжим на Перестройку — мол, результатов нет никаких!
Я бы этого делать не стал. Тем более, что, скажем, печать в СССР сейчас
абсолютно свободна, запретных тем в принципе нет. А если и есть, то
существуют независимые издания, которые этот пробел восполняют. Но вместе
с тем я должен сказать: медовый месяц (месяцы) гласности подходят к
финалу и нужно делать что-то реальное, определять: кто мы в этом мире,
почему оказались в несчастной, разоренной стране, как нам выходить из
тупика? И действительно выходить из него!
— Бахыт, интересно узнать твое мнение о межнациональных конфликтах,
которые одолевают нашу страну. Именно твое мнение, ибо ты, насколько
мне известно, интернационалист по самой сути.
— Во мне течет казахская, арабская, еврейская, русская крови. Так что
я человек как бы вне нации. Поэтому действительно мне легче сделать
выводы о той ситуации (прямо скажем, нерадостной), которая сложилась
в Союзе в этой области... Мне кажется: все мы, увы, забыли, что люди
созданы по образу и подобию Божьему, что все мы (согласно Ганди) — братья.
Пора вспомнить!
— А в Канаде есть межнациональные конфликты?
— К сожалению, да. Россия здесь не исключение. В Квебеке, где я живу,
запрещены, например, надписи на английском языке, то есть закон таким
нелучшим, на мой взгляд, способом стоит за сохранение французской культуры.
И не только в Канаде, но и в других цивилизованных странах много таких
нонсенсов. В Израиле, Ирландии, например.
— А ты много путешествуешь?
— Часто бываю в Америке, в Европе был несколько раз.
— Давай вернемся к канадским национальным проблемам.
— Канада многонациональна. В год приезжает сто тысяч эмигрантов со всех
континентов, очень много азиатов. Еще семь лет назад, когда я приехал,
на улицах можно было встретить белых лиц больше, чем сейчас. Это тоже,
конечно, не так просто. Все мы — канадцы, но вместе с тем сохраняем
свои национальные особенности. За этим следит Министерство мультикультурализма
(внешних сношений). И, по-моему, следит очень бдительно. И нам, национальным
меньшинствам, очень здорово помогает. Недавно я, например, получил двухмесячную
стипендию на то, чтобы писать по-русски стихи. И два месяца не работал,
только сочинял. Другое дело, что по большому счету это, наверное, мало
кому нужно, но забота трогательная.
— Значит, западное общество все-таки не такое бездушное, как нам
талдычили многие годы?
— Это общество гуманитарных ценностей (а отнюдь не технократической
цивилизации), общество благотворительности и милосердия. Общество, в
котором происходят многотысячные манифестации против абортов, в защиту
тюленей...
— Ну, а нищие-то есть?
— Успокойся, есть и нищие. Как правило, это алкоголики, душевнобольные.
— Ты, наверное, знаешь, что у нас сейчас тоже открывают границы.
Скоро и мы, советские люди, будем ездить куда угодно без всяких приглашений.
Просто по желанию. Это здорово, но мне кажется: как только нам вручат
заграничные паспорта, желания путешествовать сильно поубавится в силу
известной мудрости, что сладок лишь запретный плод.
— Наверное, ты прав. Знаешь, из довольно бедной Греции практически
никто не уезжает. Хотя границы открыты. В поисках лучшей жизни отправляется
в путь лишь два-три процента наиболее мобильного населения. Остальные
живут дома.
— А ты, будучи канадским подданным, имеешь право жить за границей?
— Жить — да, но не работать. То есть, могу работать, но незаконно. Можно
жить у друзей, делать что-то (скажем, красить стены домов), но кому
это нужно? Словом, это тоже самое, что жить в Москве, не имея московской
прописки.
— Бахыт, благодарю тебя за беседу. Новых тебе книг!
— Спасибо!
Беседу
вел Евгений СТЕПАНОВ
1989