Газета
«Exlibris НГ», 30 сентября 2004 г.
Полет
над пропастью
Подлинный поэт именует себя стихоплетом...
Евгений
Степанов. Возвращение в новь. Нью-Йорк, Chlenskiy Publishing. 2004,
28 с.
Евгений
Степанов (р. 1964) выпустил новую книгу стихотворений, само название
которой «Возвращение в новь» (отдельно, а не слитно) звучит со сдержанным
вызовом. Он вообще любит нефорсированную игру слов. Название это — правдиво:
автор опять и опять возвращается витками и зигзагами к изначальной новизне
и свежести стихотворного слова. Впервые оно открылось ему двадцать с
лишним лет назад, в ранней юности, когда он, коренной москвич, проживал,
и работал, и бил творческие баклуши в славном городе Рассказове, расположенном
в Тамбовской области.
Парадокс: книга, изданная в Нью-Йорке, открывается лирическим и очень
смысловым стихотворением «Провинция», которое посвящено историку, теоретику
и практику авангардизма Сергею Бирюкову, основавшему в года глухие в
Тамбове Академию Зауми (АЗ):
...И
есть занимательный
факт: провинция учит полету
над пропастью въедливых
и намагниченных мелочей.
А также дарует возможность
(порою и мне, стихоплету)
наслушаться не депутатских,
а ясных небесных речей.
Как здорово
и нетипично, что подлинный поэт именует себя стихоплетом, — на то он
и поэт!
Стихи Е.С. ясны, как документальная проза, таинственны, как добрый крик
обиженной любви, публицистичны и вместе с тем суггестивны. У него в
одном стихотворении могут естественно соседствовать реминисценции из
Блока и Сосноры или из Венички и Солженицына, а также «славянская душа»
и «прищур азиатский», ирония и пафос, жаргон и архаика, стеб и пафос...
Еще Степанов — мастер урбанистической зарисовки (тут он продолжатель
лианозовцев, прежде всего Сапгира), но он же порой погружается в звуковые
глубины слова и по-хлебниковски пробует его на зуб. Он пишет то жестким
рифменно-регулярным стихом, то нежным верлибром. А между намеченными
метрическими полюсами располагаются его вольнотпущенные дольники и раешники
— похоже, на данный момент наиболее органичная для «стихоплета» (а почему,
кстати, это слово носит негативный ореол? — плести стих, как бересту,
дело и благородное, и нелегкое, и творческое) ритмико-интонационная
модель.
Вся эта насыщенная пестрота географии, ритмики, жанров и самоопределений
могла бы показаться эклектикой, но нет — она, пестрота, держится на
твердом стержне самобытного и очень живого характера. Поэт, как бы его
далеко ни заводила речь, думает о сущности окрестного мира и, главное,
видит иные — не важно, родные ли, вовсе ли посторонние — лица: «маленькая
африка / маленькая европа / маленькая америка / большие глаза моей семнадцатилетней
дочки».
Степанов — верней, его лирический герой — любит придуряться, дескать,
«я, видно, очень бестолков, не понимаю ни фига». Или, более лирично,
мол, «я остался пунктиром, намеком, мелодией»... На самом деле все иначе.
Как говаривал Пушкин, из-под колпака юродивого лезут его умные уши.
А следуя классификации одного малоизвестного мудреца, поэт Евгений Степанов
не самоутвержденец, он — самовыраженец. И ему есть что выражать.
Татьяна
БЕК