Главная страница

Раздел «Литератор»

Отзывы





Cайт «Сетевая Словесность». Константин К. Кузьминский как монументальная Константа Русского поэтического Авангарда».    

 

    

 

 



Константин К. Кузьминский
как монументальная Константа Русского поэтического Авангарда


Не секрет, что Константин Константинович Кузьминский — это египетски украшенный ибисоглавый Тот — самый, многовалентный писцово коллекционный многобрадатый номен, чьим подвижническим фрахтом жива была Русская Поэтическая Вольница ушедшего эона шестидесятых, семидесятых антисоветских годов.

Объект нашей инвеституры, пожалуй, должен быть обозначен в качестве наиболее «безпримесной» фигуры Героического Русского Авангарда в поэзии, он — хейзинговски истинный homo ludens: вся его деятельность — ипостась рекомой Игры, где «искусство» лишь синоним, жизнетворчество Кузьминского — отрешенное, обезбашенное, такое, что изначально избегает любых кислотных компромиссов с хитрой судьбой монашествующего простеца.

Наша беседа проходила как часть общего проекта по расхищению мемуароцентричных призрачных достояний главных фигурантов Второго Русского Авангарда (см. предыдущую тему с Михаилом Гробманом), как и дальнейшие — что в пути.

Кузьминский как бы эксплицирует вживе сакраментальное изречение О.Мандельштама из «Четвертой прозы» о том, что «Все произведения мировой литературы я делю на разрешенные и написанные без разрешения. Первые — это мразь, вторые — ворованный воздух. Писателям, которые пишут заранее разрешенные вещи, я хочу плевать в лицо, хочу бить их палкой по голове и всех посадить за стол в Доме Герцена, поставив перед каждым стакан полицейского чаю и дав каждому в руки анализ мочи Горнфельда». Кажется, еще никто не упрекнул К.К.К. в наличии заведомого «разрешения» на пишущееся им.

Краткая автобиография ККК доступна здесь: www.kulichki.com/mitki/russian/celebrity/kuzminskii.html.

В заключение этого чуть затянувшегося предуведомления, считаем своим малоприятным «академическим» долгом подчеркнуть, что все едва цензурные «личные мнения» инспектируемого нами Кузьминского должны быть отнесены исключительно на его счет; мы, в данном случае — лишь некий одушевленно-дигитальный микрофон, скоромный пария, обретший, к собственному ужасу, странно-пифийский дар независимого мышления. Вместе с тем, все мы помним слова Надежды Я. Мандельштам о Харджиеве, слова самого Харджиева о самых разных людях, книжные ремарки Наймана о Мейлахе, слова Мейлаха о Сажине и, например, о чудесном издательском доме «RA», как и прочая, прочая... Это к тому, что мнения К.К.Кузьминского, высказываемые им по адресу тех или иных живых и неживых людей, как правило, не только не «разделяются» редакцией и интервьюэром, но находятся как бы «за гранью» «официального» к ним отношения, будучи продуктом эстетическим per se, художественным in folio, краеугольно-игровым, избегающим всего дискурсивно монологического и дедактического. Таким образом, все сверхсубъективные оценки, звучащие в речи Кузьминского — это оценки, звучащие в речи Кузьминского: не нам заниматься цензурой неподцензурных поэтов — а потому, следует запастись изрядной долей терпения и не судить наш труд слишком строго, не уподобляясь чинушествующим ханжам. Помните, что именно А.С.Пушкин написал «Тень Баркова», а не, скажем, Кирилл Решетников. Не рядите и не рядимы будете. В дополнение к вышесказанному заметим, что все реплики К.К.К. печатаются в его авторско-игровой чудаческой орфографии, где не все буквы заглавные, не все разбивки на строки соответствуют, да. Как и не по учебнику Розенталя, не по Шахматову синтаксические узлы этих конструкций должны разбираться, но, скорее, по «Садку Судей», «Дохлой Луне» и разномастным альманахам ДАДА. Экстракт же самой голубой из лагун может быть виден здесь: aptechka.agava.ru/bluelagoon.

Денис Иоффе



Д.И. Скажите, Константин, если это не совсем тупое вопрошанье, как вы относитесь к жанру интервью вообще, и к тому, что совершилось на этом поле в проекте, которому мы сейчас оба подпадаем, деля пространство «диалогизма» здесь и сейчас...

К.К.К. Как отношусь? Всю свою жизнь даю бесконечные интервью, но, в отличие от доярки Ивановой — не забываю о гигиене — МЫСЛИ, не слов.

Во-первых, кому давать, во-вторых — чего давать. Большинству хотелось бы дать по морде, но ежели не виртуально — то можно схлопотать и самому, особливо — в толпе...

Половину слов (неприличных), которые вы употребляете — «эксплицытный», «метафизический» — я не понимаю или не тщусь понимать...Вроде веничкинова «трансцендентального» алкоголика. Глянул Гробмана — картинки смотреть можно, то, что он излагает — читать нельзя.

Остальные имена — кроме замечательной МАРУСИ КЛИМОВОЙ (и Шамшида?) — мне отвратны по сути и по звучанию. И, «что» они говорят — мне абсолютно и адекватно неинтересно. Я не знал только Жарикова (разве — именем) и еще Брайна Ино но и это небольшая потеря. К чему вся эта игра в «вопросы — паузы» (с шахматными часами?)... Меня как-то не очень привлекает. Я человек письменный, и на радио мог говорить только с Сашей Грантом (одного племени-семени, и совпадаем по «кругу») ... а уж слово «хабитуология» повергла меня в трепет и в ужас

... пахнУло хаосом, хлорофосом, хабитатом, кабиасами какого-нибудь Юрия Казакова которого я всегда путаю с одноименным Нагибиным, НИНОЙ ХАБИАС, х/б и портянками...

Боюсь, что на таком языке (и с такими вопросами) я вряд ли что смогу внятно изложить... филозофия (и музыка) для меня начисто закрытые сферы и дисциплины. а язык ваш...

«Праксис Нового Искусства издавна славился исконно своими, параллельно возникающими анахоретскими изысками тщательно артикулированных логоцентрических рефлексий....»

НЕ ПОНЯЛ. Притом, что едва ли не КАЖДОЕ слово зауми Круча или Хлебникова (Туфанова, Чичерина, и иже, и иже) я понимаю без всякого труда!

Вышецитируемую же фразу — не более чем «глокую куздру» (куздру — гораздо более).

О чем, к слову, и излагал в томе комментариев к моему долго (и много) писомому роману (1975/76; 1977—2004), во 2-м томе «Примечания»:

«Роман является комплексом нанизанных на одну и ту же творческую нить образов, в дифференцированном виде, воспринимаемых объектом авторского воздействия в качестве постулата замысла, а при сплетении их в один художественный клубок, оцениваемых, как один образ, включающий в себя как то, что дано, так и то одновременно, что остается только задано.»

(Дм.Белевич, «Марксистско-Ленинское искусствознание» [1933]; «НРС в эти дни 65 лет назад», НРС, 17 апреля 1998, стр. 58) [Или, как говаривали мы в дурдоме, на Пряжке, на 13-м буйном диагностическом, в 1960-м году: «Абсолютная истина есть адекватный ингредиент движения универсуума, в его спонтанности и универсальности, выраженная в абстрактных категориях, логических силлогизмах и научных дефинициях»; — автор неизвестен, предположительно — народ.]» Который 2-й том — вырос втрое против первого, текстового

Для меня язык — это то, на котором говорят (даже косноязычные алкоголики и словотворчествующие шизофреники), но не то, что определяют «языком постмодернизма».

Д.И. И все же вы общаетесь с «агентами СМИ»...

К.К.К. Да, вот два года тут тщился с одним [оскорб.] Максимкой Гликиным (из «независимых газет» и... «русского базара», брайтонской) — скомпановать какую-никакую книжицу рассказов о... Но вьюноше приходилось КАЖДОЕ имя разжевывать (не взирая что и стишки в сети пописывает и даже печатает, и даже... блин, бард), общего языка не находилось; мои на пленке интервьи ему — переписывал своим слогом, приводя «в норму» (увы, не сорокинскую) — плюнул, и выкинул два с лишним года работы: не переписывать же пост-сов.журналиста — обратно на мой язык...

в газетах однако печатают — его, не меня, и, соответственно, читают.. :-)

Д.И. И все-таки Язык наш — Рулевой Мысли, разве нет?

К.К.К. Да нет, Денис... То бишь — да.

Я человек утомленный (как солнце) и когда натыкаюсь даже на своего недальнего знакомца (по юности — его, впрочем) — В. Лапенкова, любимого ученика Дара — начинающего сражаться с ними «их» оружием — вырубаюсь...

о Даре мы с ним писали — языком Дара (и своим), а вся эта гройсовщина (Боре я как-то сказал тут, при встрече: вы знаете, Боря, НИ ОДНОЙ вашей статьи — я не дочел дальше первого абзаца; он меня, впрочем, вполне принял и понял) — разве что в трансформации хулигана Ярёменко-Толстого, в пиесе (вполне внял) — меня попросту НЕ ИНТЕРЕСУЕТ.

Д.И. Гройс может рассматриваться, вероятно, как автор своего рода философических пародий...

К.К.К. Ну вот, как, к примеру — пародии небесталанного А.Иванова — на серых и безликих совписов — это ж вам не Флит и Малаховский 30-х, «Братья-писатели», за что одного из них расстреляли в 37-м — на последние взблестки поэзии и прозы (ранних Саянова, Прокофьева, Корнилова, на А.Толстого и Зощенку, Тынянова и Чумандрина...)... ну как можно пародировать Грибачёва и Софронова (добавим несколько сот имен, или мини-антологию Галковского — весьма чтимого, кстати — но трудно читаемого...), всю совписовскую шатию-братию, «20 тысяч красных комиссаров» (по Г.Маркову)...

Д.И. Но вот московский героический концептуализм...

К.К.К. А то ж и с приговщиной-рубинштейновщиной. Взблеснул «песнью о сервелате» Тимур (немедленно всунутый Бахом во «время и нас») — и пошел, километражем (но то хоть — стихи...). Обсуждать же «нулевую поэтику» — можно только «двумя нулями», на подтирку газетку — хоть можно почитать, в процессе... Тем паче, обсуждать ее — их же языком... К слову, тут за неприехавшим Приговым — Мария Бродская попросила меня прочесть и его «стихи»: не найдя ничего из текстов печатных, кои можно было б «кричать кикиморой» — восстановил по памяти Димин текст, каковым он шарашил моих нео-акмеистов, кривулина-вознесенскую в питере, в 74-м — и дописал к помнимым 5-6 строчкам — еще 50-60 и боле, делов!

попросил ученого хомячка Лёву Рубинштейна — вручить «дмитрию алексанычу»...

Д.И. Но, все-таки, не только лишь ими же исчерпывается Движение...

К.К.К. Движение на Запад — увы, исчерпывается: только их и об них и слышу (а то и большинством — похуже, пожиже)... Ну, а вот АНДРЕЯ МОНАСТЫРСКОГО — мы исполняли с моим учеником-туземцем в Техасе в 80?-м, под запись его «человинно-онно-анно...», поскольку это — ПОЕЗИЯ; и хэппенинги Ры Никоновой с Сергеем же Сигеем — с полной симпатией описаны в томе 5Б, понравились они — и ХАРДЖИЕВУ (и Уфлянду) но потом у них пошел поток и — провинциальная бирюковщина :-))

Что случается, и не только с ними, но и с Бродским, написавшим в закордоньи ОДНО гениальное стихотворение («На смерть друга», Чудакову) и ОДНО хуевое («представление», раешником а ля уфлянд), остальное — по горизонтали, на умножение

правда, горизонталь была — высока...

Д.И. Я, понятно, по роду занятий всяко ДИСТАНЦИРУЮСЬ от многих Ваших личностных оценок — как этих, так и будущих:- (... Но.. А как вы оцениваете приходящие всем им на смену племена — молодые и незнакомые.. Например авторов небезинтересного и популярного портала «Вавилон»...?

К.К.К. Дима Кузьмин — ну надо ж ему как Курицыну снести свое голубое яичко (иначе кто заметит)... А меня вся эта мондавошь не колышет...

И что паханствуют они везде и повсюду — так то обычно, и было — так всегда. Оно плавает.

Д.И. А старшее, противоположно возрастное, диаметрально-значимое поколение — Геннадий Айги, Соснора...?

К.К.К. Про Айги, Соснору — справляйтесь в антологии же. Как и вообще «про»...

Кстати, ваш бывший компатриот — Генделев (вместе с уродом Нестеровским) — были помещены в 4Б в раздел «мои монстры» (а издатель-печатник, перенумеровывая перепутанные страницы — так их обоих перепутал — НЕ по моей вине! — что мамы б родные не узнали; я — ржал)... И что милую Наташку Медведеву — он же засунул меж ног Андрюхи Татаровича (Тата) — но Наташка наверно и сама б дала, автору «сельских оторвышей» и немногого иного, тож — накладки НЕ ЧИТАВШЕГО ПО-РУССКИ издателя-библиографа-слависта...

Некогда — при Екатерине — заставляли читать в наказание «телемахиду» моего любимого Василь Кириллыча Тредиаковского (даже с духом его беседовал — во был инцындент!...), нынче можно придумать и пострашнее: заставить читать 20 тысяч стихотворений Димы Пригова, другой ногой перебирая картотеку-карточки Лёвы Рубинштейна, и все это исполняя молчаливым верлибром плешивого Дрыгонощенки — под наверху парящим грозно ГРОЙСОМ (гузном)... представил — и жутко стало! вот он, вот он — РУССКИЙ ВИЙ, великий и ужасный...

Д.И. Вы много общаетесь в эти времена, больше, чем в прежние? Вырабатывалось ли тогда больше рудоносной «исторической» эпистолярии, нежели нынче?

К.К.К. Какая обалденная переписка была у нас с Юрой Милославским из Техаса в Исраэль, в конце 70-х — начале 80-х... Юра все рвался ее издать, но получив в Нью-Йорке свои-мои письма в копиях в 94-м — немедля «переменил свое мнение» о многих помянутых ныне-власть-имущих, и — увял. :-)

А мои «писма Асе Майзель» (41 штука — блин! — и в НРС за год 96—97 я напечатал ровно 41 эссю!) были тиснуты ровно год назад в Питере (тиражом 100 экз., «во избежание судебных исков»), и я смог послать только Анри/Хвосту на двоих, а по Америке гуляет одна же «дежурная копия»... Но, может, и мы поменяем «жанр»?...

Бойкий арт-критик Макс Волошин, щелкавший французов, как орешки — нарвавшись на СУРИКОВА — пустил чуть не прямую речь...

Что, надо думать, в принципе, вы нам (мне) и предлагаете! :-)

Д.И. Трудно сегодня — например, мне — идеологически комфортно со-существовать с людьми Возжелавшими всебаблового Глянца, отряхнувшими прах солипсической Литературы от ног своих... Роскошный фильм о новых русских «Москва», по Сорокину; такой же, но итальянский — «Русская красавица» — по Виктору Ерофееву...Это такая денежная парочка — Ерофеев-Сорокин, или, к примеру, Пелевин... люди изначально искрометно-одаренные и вот, куда они пришли, к КАКОМУ типу буржуазных текстов... Другие, люди плана Пригова и Рубинштейна, тоже учитывают Запах Денег в своих нынешних действиях, но, тем не менее, — все же ДЕРЖАТСЯ-в-литературе, из последних, надо сказать, сил...C другой стороны, когда о Ерофееве пишут всякие оскоминные позитивисты-прогрессисты, разнообразные нищие духом «записные критики», щенячьи ценя его «как литературоведа», хочется неподдельно возмутиться и напропалую цитировать слова Мандельштама про мочу Горнфельда и полицейский чай....

К.К.К. :-) ... Сорокина, к примеру, я могу читать (и прочел почти всего, изначально), не могу сказать, что «с удовольствием» — мастер, однако, и мастер высшего класса... Знаменитый однофамилец Венички — просто дутое говно, с приемами дип.тусовки и фарцы-спекулянтщины... «Ученый хомячок» Рубинштейн — мил (явлением своим), но «внелитературен», как и Дима Пригов: «эрзац-поэзия», голое действо — не все ли равно какие карточки перебирать или какие стишки в баночки совать? (туда еще можно нассать, а то и...). Сорокин (как и Бродский) — уже СДЕЛАЛ свое в первых же текстах. И этого — достаточно! Не судить же Маяковского что он «музу впряг», или любого сдавшегося на поток — хотя бы Генри Миллера!...

При том, общаться лично с Сорокиным — я б не рвался (поглядев на рожу), и рад был, к примеру, что мне Пелевина — на ночлег не пристроили (найдя что-то в Манхэттене)... Ведь ребятки эти — «не мой секс» (как говаривал старик Дар)... Вот ВЕНИЧКА (одни сутки), Саша Соколов (три раза), Лимонов и т.д. — это да.

Впрочем, они (вышеупомянутые потц-консептуалисты) — не мое поколение. Как, впрочем и паче — и вы. :-)

Д.И. Не могли бы вы чуть подробнее остановиться на той эпохе, когда общение с Соколовым и Лимоновым было интегральной составляющей вашей «гостиной»? Чем может отличаться «характер» Соколова и «непохожего» Лимонова от вышеназванных лиц... Ведь имела место нешуточная Гармония...Только ли это вопрос совпадения эмоциональностей и энергетик? По контрасту, как бы вы описали день сегодняшний — измельчали ведь, как ни крути, теперешние агенты творческих экзистенциальных коммуникаций?

К.К.К. А чему там мельчать? («Мельче Моргулиса — только растворимый кофе» — Довлатов, в письме Юппу). Моргулисообразные — и тут, и там — на волне (пеной)...

А Эдика я люблю: и за то, что он не «прозаик», а ПОЭТ, и как поэт — он выступает в политике. А «Эдичка» — это наши «Страдания юного Вертера» (по публикации которого — чуть не пол-Германии, младой — покончили самоубийством, или покушались), написанный НАШИМ языком и НАШИМИ реалиями...

Отчего, с Мишей Левиным (первоиздателем — с Вовкой Фромером, в журнале «Ами» — «Москва — Петушки», впервые же — песен Высоцкого и «самолетного дела» — за которое власти Израиля журнальчик и прикрыли... Не в полит-струю — это сейчас поминают, что с публикации — эмиграция и началась, всерьез), так вот, с Мишей (спасителем антологии, к слову — взял на себя весь базар с идиотом-издателем, бумагомаральню и переговоры), с Мишей мы и издали «Это я, Елена» — обратную стророну медали... То, что для Эдички было трагедью, для мадам Козловой-Щаповой-[Лимоновой]-де-Карли — было досадным неудобством в жизни, в ее карьере «модельки»; это — ее «исповедь»... С кучей голых фот козлицы-графини — за которые она покушалась судить Шемякина и Мишу Левина...

Суды, блин, суды... На чем стоит Америка: на адвокатах и дантистах (для ослепительной американской улыбки). «В Америке 70 тысяч Генри Саймонов, адвокатов» — цитатой из какого-то детектива, местного.

Той же Щаповой упала крышка от мороженого на ногу — судила компанию, что поврежден деньго-зарабатывающий орган, «потеряла контракты из-за синяка»...

Какая-то американская пи*да — вылила себе горячий кофе на оную, отсудила — несколько миллионов...

Д.И. Это место, действительно, у всех у них весьма нежно...

К.К.К. У них?! Как говорил я в интервью французскому телевидению, про американок: зубы у них вставные, груди — силиконовые, а все остальное — не иначе, как из армированного пластика (и с зубами)... Но судиться они умеют — прямо профессия.

Графиня Щапова-де-Карли — было менее удачлива, «отсосала за квотер»... (как выражаются тут).

Шемякин — тот попросту не вылезает из судов: кого он только ни судил, кроме меня (но Аркашку-то натравил — именно он, по злобной ингушской привычке; правда, сейчас он уже кабардинский князь — меняет нац.признаки, боюсь, что и — половые: скандален как баба)...

С Мишаней мы друзья с Эрмитажа 1963—64, когда гребли снежок и таскали Рембрандтов и Петров из зала в зал, рабочими хозчасти... Но в 97-м я вызвал его на дуэль, за доносы по начальству (жаловался хозяину «Нового русского слова», что «Кока обижает его в своих статьях», за что мне пришлось уйти), но на дуэль так и не явился. Не разговариваем уже семь лет.

Д.И. Саша Соколов, живущий ныне, по слухам, в израильском городе Эйлате — может, по-Вашему, репрезентировать такой вот образ «идеального писателя», стилиста Милостию Божьей, который анахоретствует где-то в подземных кладовых, не видных подслеповатому глазу? Как проходило соколовско-егерское «вхождение» в мир американской эмиграции семидесятых годов? Не все ведь (например злой Бродский) были рады его принять и вос-принять...

К.К.К. Саша Соколов... Встретились в Вене, зимой 1975—76. Мне страшно не понравилась его «Школа для дураков», ему страшно не понравился мой «Хотэль цум Тюркен», но мы друг другу страшно понравились... И по сю. Его «Между собакой и волком» я прочел за одну ночь, с диким восторгом, а «Палисандрию» категорически не одолел. Что не мешает мне считать его «прозаиком №2» (после Венички), а прозаиком «№3» — стал для меня МОШЕ ВИНОКУР... Вот и все, на вторую половинку века. Плюс Лимонов и Милославский. И Лёва Наврозов, скажем (редкостный шиз!)... Минус все остальное (от А до Я).

Потом я навещал Сашу в Вермонте, а он меня в «Некрасовке», в Нью-Йорке... Три встречи, на всю жизнь (с Веничкой, скажем, была — одна, а Моше живьем и вовсе не видел — шлет только книжки и фотки...)

Что меня изумляет — то, ежели Эдик пишет «одинаково» (и поэтически-«переводчески» небрежно: как бы «подстрочник»), то Саша — каждую книгу по-новой, по-другому; впечатление — что писал ДРУГОЙ автор...

Д.И. Моисей Винокур, и вправду, чем-то экзистенциально близок Соколовскому духу...

К.К.К. А Моше, его «Песнь песней» («Дальние пастбища», вышедшие в совке лет 5-7 тому, категорически НЕ замеченные — никем: обсуждают крусановых и болматов — с маленькой буквы, пелевиных и кононовых — не помню даже — «голая пионерка», к примеру, а о Моше Винокуре — молчат...) — высочайшая красота и трагизм, от высокого до низкого, от Суламифи-Тули до тюремной параши... А язык... ПЕРВЫЙ раз читал израильскую «НЕ местечковую» литературу: органично вплетаются иврит и арабский, жаргон и мат, высокое и низкое...

Как у Венички: «Вот, Господи — розовое крепкое за рупь тридцать семь...», «Вымя есть, а хересу — нету?...», «Ее не лапать и не бить по ебалу нужно, ее вдыхать нужно!...»

Так и у Моше. Зачин хотя бы, первая фраза: «Она пахла дымом скифских костров и носила попку не для того, чтобы срать. Клянусь!»... А безумное, страшное «Послесловие» к «Пастбищам» («Три воспитона») — на уровне «Смерти Портоса»...

Д.И. Значит, больше прозаиков как бы и нет в наших закромах..?

К.К.К. Три прозаика — на какое-то почти полстолетие... В том, предыдущем — и на пальцах ног собьешся гениев считать, и «не гениев», но гениальных — мои Артем Веселый, Пильняк, Замятин, Сергей Колбасьев — помимо белого-бабеля-платонова-добычина и сотен поуродованных совписом немалых писателей (и поэтов)...

«Остальных» я тоже, случается, читаю (но мог бы и не читать). Я ведь, между прочим, и сам писатель. И четверть века тому — цельный роман написал (две главы-узла — в «Мулете»). А приходится читать курицына-тургенева, беломлинскую-платову, есина и лесина, и даже (ужас какой!) перлюстратора гэбэ — витковского...

А уж полковников и полковниц (пишущих) развелось... Ментовки и гэбэшники, уголовники и чорт те кто — и всех печатают. Народ не брезглив.

Мне хватает — и троих...

Рассказывать же байки о встречах и питиях, об общих бабах и мордобоях — и этого было и есть, к примеру — с Довлатовым... Сереженьку я любил (и он меня), но увы, как назвал его неслабый критик (и изрядная сволочь) Бондаренко: «плебейский писатель»... Что есть, то есть — по читателю и критикам (типа «пениса-и-гениталиса», рижских пожарников).

Д.И. A propos Ардис и покойный Проффер, как вы решали (и решаете! :-)) проблему доступных типографий — вопрос с актуальной поэтической Печатью? Было бы очень душеполезно, если бы можно было сейчас узнать из первых, так сказать уст, ТЕХНИЧЕСКУЮ историю возникновения Голубой Лагуны. Как проходили самые первые контакты с Джоном Боултом, кто изыскивал средства, кто помогал в фенотипическом способе копирования рукописей? История издания Лагуны — внутренний момент технэ и общения с неуемными авторами — остается и по сей день затемненной... Действительно ли наблюдался реальный конфликт с Бродским из-за того эссе покойной Наталии Медведевой? Кажется, теперь Царство Аида их всех полномочно рассудило — они сидят, званые и избранные, на Пиру — в кругу десятин: Ахматова, Иосиф, Медведева — и обсуждают дела прошедших дней... Как бы вы теперь озаглавили Тот период вашей жизни?

К.К.К. : СЮЗАННА (И РОБЕРТ) МАССИ, СИДНЕЙ МОНАС И ДЖОН Е. БОУЛТ

«и терпентин на что либо полезен...»

«когда крылья в шерсти расправят

ангелы аглицкие сусанна а ля

ее улыбка сусальная

коли когда ее в сосновой поляне распялят...»

(писано было мною позднее, по анекдоту 70-х: площадь, залитая говном. плывет крыса, с крысенком на спине. пролетает летучая мышь... «мама, мама, смотри: ангел пролетел!...»)

... занесло творцов «николая и александры» (потом и «петра I»), по написании (не ране! — см. о визитерах-иностранцах у достоевского) в описуемый питер в 67-м — встретили меня...

на коне и в белой папахе — на сцене дома кино, с чтением.

результат — антология «живое зеркало, 5 поэтов ленинграда» (1972), %% на 66 — моя работа...

и мой подбор: бродский, горбовский, кушнер, соснора, ну и я (темной лошадкой).

переделал ее — в трижды по 14 поэтов, за 73—75: расширенные старики, молодые и провинция.

(смеху для — ржал, уезжая: могу сделать и «кошерный том», для израиля — те же 14 из полуста, но — по нац.признаку; делать, за ненадобностью, не стал)...

Д.И. Кажется, у Вас имелся и некий вполне «академический», классификаторски университетский опыт бытия...

К.К.К. ...вот их я и преподавал в техасе, на кафедре славистики (6 профессоров и 6 аспирантов, в учениках), преподавал, при этом, на аглицком: русский все они преподавали, но при этом — не знали, стихи — тож автоматом переводил на мову...

ученик профессор Джон Е. Боулт, крупнейший спец-компилятор по русскому авангарду — дал мне своего издателя, библиографа-слависта (не читавшего по-русски, отчего я и загулял по буфету), который и тиснул в 1980—86 все 9 томов, по 700 и 900 стр., с моего вручную набранного и расклееного макету...

и предлагал мне еще в питере — Карл Проффер, посмотрел я на рожу его (хитрожопую и глупую) — «нет, говорю, издатель у меня есть» (хотя — не было).

как в воду глядел: дал ему каталог выставки «13 фотографов под парашютом» (октябрь 1974) — все лучшие фоты пограбил для своих изданий, каталогов и афишек, естественно — НЕ УКАЗАВ (даже имена фотографов)... «гутенберг и иван федоров», по бродскому-довлатову...

эти вот ангелы, «серафимы шерстокрылые» — и шастали в союз, взад-назад, с культурным обменом (обманом): зеркальца и бусы — в обмен на золото и слоновую кость...

и продолжают, впрочем, шастать — только рангом пожиже: всякие Барбары Хаззард (и Барбары Монтер), волоча свою мазню — в обмен на мазню туземцев... потом, естественно, пишут книжки. и даже — печатают.

а профессура — старик Давид Дар писал о них: «вполне могли бы и в пушкинском доме прозябать» — та же эстетика-этика, те же темы...

еще в Питере меня навестили (от Сюзанны) 14 профессоров и аспирантов: 6 были по Солженицыну и Достоевскому, 6 по Ахматовой, двое — вероятно, по лесбушным или жопническим делам...

но — пригрели меня немногие-некоторые, и даже пытались сделать из меня «тоже» профессора: печатали всякие мои статейки в италии и америке, в славистких журнальчиках, Джон Боулт — даже в Art News и Art in Anmerica меня запихал...

но профессора-трупоеда из меня никак не получалось, увы.

Д.И. Но, кое-что все-же получилось, как мы знаем, верно? :-)

К.К.К. Организовав с Дж.Боултом (и примкнувшим аспирантом И.Левиным) «Институт современной русской культуры у Голубой лагуны», от которого — названием — осталась лишь моя антология, а так — обычная халявная профессорская кормушка, с симпозиумами и конференциями (по современным им 20-м-30-м), но был тут же вынужден (доносами-жалобами «в*ротского-и-е*бышева», димочки с осей, на мои невинные игры с именем мадамЪ Ахматовой) подать из онаго — в отставку, отставка была радостно принята, и я отбыл в нью-йорк...

так что всего «профессорства» моего — было менее года, два семестра,

1976/77...

и больше меня в такой бардак не заманишь!

хотя и там — в бардаке славистском — встретил я и приемного отца моего, Сиднея Монаса (который и пригласил меня еще в питере, узрев антологию, машинописную), и Джона Боулта (ставшего «старшим братиком», хотя и на пару лет младше), и Айру Тайтуника (он же «Тит Одинцов» в антологии, том 4А), и Ласика Флейшмана, и Аркадия Кохана...

и об них рассказывать хотелось бы — много, а места и времени — мало (уже)...

на конференции меня, ясно, враз же перестали приглашать — после первых же лекций-выступлений («этот ужасный кузьминский!»), хотя приглашали — даже Лимонова — но Эдичка всегда умел себя вести, с власть имущими...

Д.И. Есть от чего впасть в нешуточное уныние! :-)

К.К.К. ...я не очень переживал, впрочем.

устроил жену (архитектора ландшафтно-паркового) уборщицей в музей, и начали с ней вдвоем делать антологию: я набирал, она — макетировала-клеила...

на фотки, бумагу, ленту для машинки — побирался, где мог, а почтой (казенной) меня обеспечивал Джон Е. Боулт (в техасе)...

в нью-йорке же перешел на собственные корма: устроив жену чертежницей, но на ней же был и макет, и три мои борзые... и я (с сорокадневными запоями, романами с «музами» и прочим).

Д.И. И Антология взяла курс на типографию и распространение...

К.К.К. Так вот и напекли, вручную, все 9 томов — при многих десятках (сотнях) фот на каждый том, издатель же — отвозил в типографию и распродавал тираж. мне перепало несколько авторских копий — которые раздарил друзьям...

обещанные 10% (или 14% — в разных письмах по-разному, а договора не было и в помине), «после проданных 250 копий» — при тираже 500 экз., составили полный нуль — или, по моим прикидам — 1 долл. за стр. набора (средняя машинистка брала 5—6 долл.), или 10 центов в час — заработки третьего мира...

и тех я, впрочем, не получил — поимев судебный процесс на СЕМЬ МИЛЛИОНОВ ДВЕСТИ ТЫСЯЧ ДОЛЛАРОВ за использование «без письменного разрешения» подаренной мне фотки-автопортрета (без штанов, но с голым хуем) шемякинского одессита-фотографа Аркашки Львова...

издатель откупился (тысяч 20 на адвокатов), а процесс все еще висит на мне (да и хуй у Аркашки, похоже, подрос — мой адвокат /и переводчик Беккета, Мрожека, Роб-Грийе/ Валера Молот, говорит, что перевалило за 14 — миллионов, разумею).

таковы мои заработки с антологии — миллионные, скажем.

Д.И. Но все эти неурядицы, кажется, не особенно омрачают Ваш, Константин, досуг?..

К.К.К. ... в аккурат, вчера ржали — наехали на индюшку и баньку «детишки» мои — поэт Саша Коган из пятигорска, девушка-алмазик Олка из якутска/пятигорска ж (отказавшаяся снять в баньке трусики, кайфоломка ползучая!), да бурундук №7 Булкин — на эту горестную историю, с судом... забыл еще сказать, что судья по делу — был СЛЕПОЙ (какой-то знаменитый негр-старик), и я все изъяснял своим адвокатам, чтоб они упирали на то, что фотки отбирал мой заочный соавтор, Григорий Л. Ковалёв — слепой с шести лет... не проканало...

Д.И. А что же все-таки по-настоящему произошло с Ковалевым? У нас ходили о нем вполне фантастические слухи...

К.К.К. А Гришеньку Ковалёва, умницу и уникума — замочили по непонятке какие-то темные подонки, года четыре назад, — нашли труп плавающим в Карповке, опознали по билету общества слепых. Дознания никого не велось, так, собрались попиздеть-помянуть, да поэтка Пудовкина-Фунтовкина тиснула малограмотную интервьюшку... Ша, больше ничего не было и НЕ БУДЕТ.

Но останется он — полноправным соавтором моей антологии, другом и учителем. Dixi.

Д.И. Антология все же очень важна, как и ее редакторы.

К.К.К. Никого не колышет. Прочел тут, к слову, в «Литпамятниках», что известный фольклорист Афанасьев — жил в дырявом доме, застилал щели в полу — оттисками-гранками своих статей... Но остались — «русские народные сказки АФАНАСЬЕВА» (включая тиснутые Герценом «заветные-непристойные», на которых вырос Виктор Борисович Шкловский, тож мой «учитель», заочный — времен ОПОЯЗа)... И, как писали в «Мулете» Анри Волохонский и Юра Милославский, сравнивая: словарь ДАЛЯ, сказки АФАНАСЬЕВА, антология КУЗЬМИНСКОГО и КОВАЛЁВА...

Поминают ее — все, читали-зрели — единицы; смеху для — собрал под сотню страниц легенд-параш на интернете: цирк Чинизелли в семи частях... Даже количество томов разнится: от 5-ти до 13-ти... И вчера нарисовался еще один «соавтор-соредактор»...

Д.И. Это кто? Вы имеете кого-то конкретного в виду?

К.К.К. Вот, вставляю — тему: ЕЩЕ ОДИН «СОРЕДАКТОР»...

«Выставка визуальной поэзии «Платформа». Александр Очеретянский. Поэзия. (Нью-Йорк — С. -Петербург, 1995 г.), соредактор «Антологии у Голубой Лагуны» (в тринадцати томах, — т. 3Б. совм. с К. Кузьминским, Г. Ковалевым). Александр Очеретянский, Родился в Киеве в 1946 году. Поэт, эссеист, коллажист, исследователь авангарда. ...»

Ну, держал я этого бойкого, но тошнотно занудного киевского графомана — на черновой работке для СВОИХ проектов (три тома «Забытого авангарда», «ВСП или ничего о ничевоках», и т.д.), за набор и мемуар «киевской секции» в томе 3Б (одиозном) — поместил и его на титло... Мне не жалко.

Из его графоманского «Черновика» — я ушел после 2-го выпуска (тошнило от малограмотности и понтов), потребовав лишь помянуть процент попользованного «от меня» — базар был газетный: 36,6% и про зажатые 0,6%, а сейчас на сайте «Словесности», у Евгения Горного — обратно же базар, кто чево вложил в «Черновик»: финансов я не вкладывал, но подарил ему машинку «Ай-би-эм селектрик, с корректировочным ключом», на которой и делалась антология, одним пальчиком — перейдя в 87-м на компутор...

Россия талантами сильна — копнуть по провинции, сотни «хениев» отыщутся, а то и тысячи, вот Очеретянский, Буланов, Бирюков и редкая [оскорбительно] Женька Степанов — и окормляют «европейское сообщество» многими мега-гениями...

В антологии подобную шушеру — я брал «для смеху», разбавляя мастеров и классиков — «футуристом из Мукачёва» Кохавом, или таксером Петей из Риги (с фотами всех его девушек) и т.п. Чтоб не скучно читать было... (А то все всякие классики и киты — Красовицкий, Кропивницкий, Ерёмины-Уфлянды, Кривулины-Драгомощенки — высоким штилем и немалым мастерством, утомляет...)

Д.И. Ну, на то они и суть мастера важнейшие, тяжелого оперенья. Без Кропивницкого и, далее, Драгомощенко — мы бы все (наше, скажем, поколение, тридцатилетних) жили бы экзистенциально иначе. Говорю это без иронии...

К.К.К. Так это вы жили (потом), а я с ними — жил... Антологию я делал «не для того», а «потому что»: резвился, любил, сводил счеты — чтоб самому не скучно было читать... И потому, это скорее — «аутобиография», моя. Ну и получился — некоторый слепок времени, со всем говном и с графоманами, с гнидой Генделевым и гениальным Изей Малером, с Илюшей Бокшейном и каким-нибудь Осточертянским (и Остоебянским, как нежно именовал его я, в период дружбы-работы)...

Д.И. Неисповедимы судьбы Ваших, Константин, личностных аттитьюдов. :-) В немилость впасть, выясняется, очень легко...

К.К.К. Если постараться... Но ведь растут же люди (наблюдение): дворник — стал управдомом (редактором), в парадных нассано, двор не метен — но зато оне «распределяют квартеры»...

А уж бабий беспредел в нынешней Рашке: корректорши и курьерши, разносившие чай — стали ныне редакторшами: так «причесали» Милославского в «Терре», что я понял, что у «прозаика №1 зарубежья», Юры — сердце железное, либо из титановой стали (либо — вовсе нет, что вернее): меня б от их «правочек» — кондратий бы хватил...

(вот и сейчас, как мы видим, Денис Иоффе — требует от меня именовать всякую .... полным титлом, с заглавной буквы — для интерью... А у меня — рука не поднимается...)

И оный же Денис — требует об Саше Соколове, Лимонове («ведь вы дружили...»). А почему не о «прозаике №2» америки — Юлике-Васе Агафонове (затащившем меня в деревню)? Есть, но неведом. Или о том же Молоте. Хорошо хоть не про Довлатова спрашивают, а о...

Что ж, расскажем. Было того. При первой встрече с Лимончиком (автором незабываемого «Кропоткина») в Москве — естественно, у Славы Лёна, который мне всю Москву и подарил, включая ... ВЕНИЧКУ...) — я принял Эдика за парикмахера: одеколоном от него несло, как от бича (опохмеляевшегося оным). И такой весь прилизанный. И в костюмчике.

Но на западе — подружились: куда денешься? Бывшие совки (Максимов клялся продолжать традиции «Нового мира», Пердельман или Мудельман — «Юности» — для того и ехали «с этим фокусом в Токио», чтоб засирать и Западу мозги — соцреализмом?) — немедля были приняты на службу в церэушные и прочие конторы (эстетика-то — одна!), на «голоса» и в «посевы»...

Д.И. Но что Вы могли выставить супротив извечной традиции русских кряжистых толстяков-с-репутацией?

К.К.К. А мы им противопоставили — «Ковчег» (задушенный немедля Максимовым после публикации «Это я — Эдичка» — и моей фольклорной сказочки, в том же нумере, горжусь!), «Мулету» (которую бывший парторг реставрационных мастерских, Толстый-Котляров, сыгравший ПАЛАЧА в «Королеве Марго», с Изабель Аджани — на третьем нумере просрал, гешефтами и склоками), «Ситуацию» Гробмана-Малера (рукодельную до предела) — жалкие писки по сравнению с «толстыми и благонадежными» изданиями (продолжающимися и по сю!).

Я, естественно, оказался в анклаве (не знаю, что это такое?) с Эдиком, Бахчаняном, Волохонским/Хвостом, Милославским и иже, и иже...

Семь пар «нечистых» — противу целого стада бывших совписов (союз писателей Израиля — состоит НА 90% из них же — и не стесняются, падлы, упоминать свои великие публикации в «бывшем Союзе»...)

Д.И. О, эти «падлы» не стесняются многого, будьте покойны...

К.К.К. О чем писал еще (чуть не полвека назад) Лев Халиф, в своем «ЦДЛ»... Никто, естественно, «не внял».

«Научитесь сострадать! — взывал Достоевский.

— Чем?! — отвечает ему Союз писателей...»

(из Халифа, формулой, по памяти)

Первый отзыв о Лимонове — естественно, положительный — написал, естественно, я (о чем Эдик не упоминает, перечисляя отзывы западного истэблишмента), а «Эдичку» — первоопубликовал в израильской газете «Наша страна» — его харьковский друг, Милославский (за что, естественно, полетел из газеты — о чем Эдик тоже не упоминает... Юра страшно обижается — на что?...)

Потом диссидент-уголовник В.Е.Максимов, хозяин «Континента» — задушил Колю Бокова и его «Ковчег» за публикацию того же «Эдички» (о чем сейчас говорит в недавнем интервью Саша Соколов).

Били Эдика ногами — все бывшие совки, за неблагодарность к «новой родине» (такая — бывает?), били и всех нас — поголовные бывшие совписы, немедля ставшие патриотами Запада...

Д.И. Из современных имен, из русской диаспорической литературы, крепко молодой, но уже корневопрочной, что привлекает Ваше умудренное внимание? Может быть, кто-то из «русского» Израиля?

К.К.К. Писал вот: «АНЕЧКА-А...»

гениальная девка — по первым же двум стихтворениям (а и читано их ранее было немало — хотя их мало: 61 опубликованное, стало быть 19 — «не», плюс вариации) — таких я в русской словесности насчитываю: ростопчина, каролина павлова, елена гуро, ксюша некрасова, ну и менее популярные — шкапская, мать мария, нина хабиас, да нынешняя (ушедшая) нина искренко — и все? — «все, пожалуй», — словами лауреата

откуда взялась, куда ушла?..

а — с небес и на небо

и даже НЕ хочется читать — вдруг расстроюсь неудачей какой (попадалось, в публикациях — что-то не запоминающееся, неровное)

а читать, и паче — почитать (почитать паче) надо

ну да — тарасов уже потщился, уникальным «поэтически полным»

и, в отличие от зануд-буквоедов, импотентных академикусов, я с ним полностью согласен (как и с «двойной пагинацией» его)

все — живо, с первой строчки предисловия живо, и — до конца

живой о живой

даже если ушедшей

открываю на стр. 83 — вумат!, живо, и страшно

комментарий на стр. 123 —

«след от бритвы безопасной... 1999. Публикуется впервые. Черный период последней завязки. Длился он долго, около двух месяцев....»

Д.И. Иногда, такие типажи становятся «модными», частыми гостями суетных цитат...

К.К.К. Ее нельзя цитировать, только — читать.

и второго, благодарного со-автора, В.Тарасова — получается книга-дуэт, диалог — вторым голосом пущенным вслед, пронзительным, одиноким (присоединяюсь!)

вот такую бы книжку когда бы — илюши бокштейна... только — кто?...

книга «анечка» (обложка; титло: анна горенко, «малое собрание», составил и откомментировал владимир тарасов, * иерусалим 2000) — поставлена будет в изголосье** на полку, сниматься будет в каждый приезд малограмотного молодняка, тыкаться в нос — с требованием прочитать

и запомнить

за год книга износится до не-библиотечного состояния, для чего немедля закажу другую (припрятать)

но мало таких книг в моей библиотеке — ой как мало

(вторая а.горенко, нашпигованная картечью — томик «биб-ки поэта» из собрания володи козловского /он и стрелял!/ — тоже хранится, но не раскрывается: и чтоб картечь не вывалилась, да и иных изданий предостаточно — ширпотреб, чать).

(и говорят, тут, пару лет тому, в питере — тиснули «анечку», но БЕЗ всяких там словес какого-то тарасова — академически-корректно... еще, по счастью, не видел...)

Сунулся вот в сайт «Тель-Авивского клуба литераторов при СП Израиля», на ссылку о публикации Илюши Бокштейна в моей антологии; читаю:

Э.Баух

Д.Байдак

Р.Бальмина

Н.Басовский

С.Бломберг

А.Воронель

Н.Воронель

Р.Глебова

Ф.Гойхман

В.Голков

Ави Дан

М.Зив

А.Карабчиевский

А.Катаева-Венгер

Э.Корман

М.Кравиц

Л.Левинзон

П.Литвиненко

П.Лукаш

Г.Марговский

И. Маулер

П.Межурицкий (секретарь)

З.Палванова

И.Рисс

В.Розен

Г. Розенберг

Анна Файн
А.Хаенко
Б.Ханукаев

М.Черный

Д.Шехтер

Я.Шехтер (председатель)
И.Эльдад
М.Юдсон...

Троих вот знаю:

ЕБауха, «кишиневского Евтушенку», автора бессмертного образа Ахматовой:

«И находила терпенье и силу

В бденьях полночных пытая судьбу

Тесто месила, воду носила

Статно носила свою худобу»

(книга «Руах», субсидированная Министерством абсорбции Израиля где-то в 80-м; см. Ант., том не помню)

И Риту Бальмину, по кличке «пенис минарета»

Не говоря за пару Воронелей

Остальные — безымянные члены, как в ленинградском СП

Как с такими дышать — той же «Анечке», Тарасову или моему Моше...

В ленинградский СП поэт Гена Григорьев явился — в противогазе

(а я там дальше кабака и не бывал)

Д.И. Последнего, самого присного, кстати, из вашего вышевидного списка, Юдс-красавца-в-свитерке, который весьма бойко работает на подпевках у тщеты воронелей и у известного по-лодски тельавивского брачующегося (www.topos.ru/article/344), я, кажется, только что, днями, видел в безликой массовке иерусалимского научного конгресса, организованного университетскими профессорами В.Хазаном и Р. Тименчиком, где я выступал с докладом.

Но интересно, не могли бы вы преподнять завесу над именно вашей порой «юности».

Чем жил молодой Костя К. Кузьминский?

Ведь есть же некий компендиум авторов, которые, так сказать, сызмальства, повлияли на вас больше всех? Как «философских», так и литературных...

Я имею в виду — ПОМИМО «подпольных».

Как бы вы очертили тот круг чтения, из чего он состоял (в пятидесятые-шестидесятые годы).

К.К.К. :-) Вот я тщетно пытался изъяснить Маше Левченко, КТО (и ЧТО) из поэтов 1956—62 повлияло на нас — от Рейна-Наймана-Бобышева-Бродского («западэнцев») до нас: Анри/Хвоста, меня («восточников»)...

Не в коня (не в кобылу) корм: берет дэвушка «имена» (в своем «гипертексте») — и приводит по совковым ПОЗДНИМ изданиям...

Что Сельвинского, что — Слуцкого (Бродский при первой встрече в январе 1959 — меня «Кёльнской ямой» Слуцкого убил наповал, в ответ на мою недо-маяковщину), что Мартынова, что Луговского, что Кедрина...

К примеру, параллелька Кедрина — и?...:

«Царь Дакии, господень бич Атилла, // Предшественник Железного Хромца, // Рожденного седым, // С кровавым сгустком // В ладони детской, // Поводырь убийц...»

«Теперь так мало греков в Ленинграде // Осталось, если греческую церковь // Снесли, дабы построить на свободном месте // Концертный зал. В такой архитектуре...»

Никто ведь не знает, не поминает читанное — в конце 50-х. Кроме Бобышева: как он пытался спиздить «Улялаевщину» Сельвинского (всю в пометах Б.Л.) в свой визит к Пастернаку (но Рейн — не дал), и как потом они доябывали старика Сельвинского ТРЕМЯ вариантами его «Улялаевщины» (переписываемой и переделываемой «согласно политическому моменту» — от героя-анархиста до героя-коммуниста...)

Все танцуют вокруг трупа мадам ААА и ее «музея» — в квартире великого искусствоведа Николая Николаевича Пунина (чьи дневиники я тиснул тут, в издании Техасского университета, мне — и посвящены...)

Дежурное меню (или «блюдаж» и «разблюдовка» славянофильствующих послевоенных): Ахматова-Пастернак, Цветаева-Мандельштам... (Тарковский-Петровых)...

Но нами-то были читаны и все символисты, и футуристы, и конструктивисты...

Тем же ранним нобелиатом: «Синим солнцем палимы // Идут по земле пилигримы...», из Мирры Лохвицкой: «Ярким солнцем палимы, // Идут по земле пилигримы...» (изыскание М.Юппа, приятеля и соперника — в начале 60-х — помянутого И.А.Бродского).

И «Нашему рыжему — делают биографию», бон-мот ААА — из того же Сельвинского, «Записки поэта»:

«А за гущей критиков, рифмэтров и любопытных,

В далеком углу — сосредоточенно кого-то били.

Я побледнел. Оказывается, так надо:

ПОЭТУ ЕСЕНИНУ ДЕЛАЮТ БИОГРАФИЮ...»

Д.И. Нельзя посетовать, однако, на узость Ваших интересов...

К.К.К. Потому что читали мы, для начала — все начало века. В нашу английскую школу, в 54—56-м, два троечника — Лесючевский (сын издателя, заложившего Мандельштама) и Виноградов (сын сталинского критика, того же разливу), «Лиса» и «Веник» — приволокли из папашиных библиотек — первый степановский том Хлебникова (поржать) и — «Футурист Мафарка» Томазо Маринетти (в переводе Вадима Габриэловича Шершеневича) — что и сделало меня футуристом, навсегда.

«И терпентин на что-либо полезен...»...

Д.И. Как тут не вспомнить знаменитые в больших городах помойки шестидесятых годов!

К.К.К. А на помойках тех валялись — от вымирающих блокадных бабок — «Чтецы-декламаторы», со стихами Мережковского, Бальмонта, Брюсова, Саши Черного — задолго до издания таковых в «Библиотеках поэта», альманахи «Росинки с цветов российской поэзии» и тому подобное...

Но и — в «Старой книге», за копейки можно было купить Кручёныха, Бурлюка, Хлебникова, чорт те кого, первоиздания, а в 60-х вывалили на рынок (бойкие наследнички) немалого заумника Александра Туфанова, попадался мне и первый сборничек стихов ... Андрея Платонова, «Голубая глубина» — ну, прочитал...

Все мы чего-то читали, читали, читали...

Я, с 57-го, на биофаке (специализировался по змеям, герпетолог), в универститетской библиотеке (и заказывая из БАНа и Ленинки) — перешерстил весь авангард, а Оська Бродский, которого я устроил в 61-м «лаборантом» на кафедру кристаллографии — едва-едва добрался до Мандельштама, в ней же...

Но открыл сейчас «Тарусские страницы» — лучший текст Николая Панченко (издателя и созидателя оных), «Девчонку изнасиловала рота...» — НЕ вошел в его полное-избранное 90-х...

Продолжают печатать кастрированные «кошерные» публикации того же Михаила Кульчицкого (о чем горестно сожалеет его недо-редактор, в сети).

Текстов, на которых МЫ выросли — не знает, практически, никто (паче, «наши Маши»... гипертекствующие по 60-м)

Впрочем, никому это уже и не нужно: «древнейшая история»...

А тогда это было свежо: первооткрывательство забытого, уничтоженного и запрещенного.

Д.И. Каждый копал как мог... И где мог.

К.К.К. Я тут пришел к выводу: ценность информации — заключается и в трудах по ее добыванию. Уже следующее за мной поколение, «сорокапятки» (как окрестил их и себя — практически неопубликованный — поэт Олег Охапкин) — окормлялись уже по «большим» и «малым» библиотечкам поэта, кошерным и пустопорожним...

И лишь один из них — Владимир Ибрагимович Эрль (р. 1947) — копал дальше и глубже, быв и первоисследователем «обэриутов». И первоиздателем — всего «малосадовского круга», включая полного Хвоста (а сейчас и Аронзона).

А следующего поколения — попросту не было (хотя все — «научились писать»). Читать их, впрочем, неинтересно — за редкими взблестками Кирилла Медведева, Воденникова (одну книжку), Данилы Давыдова, Гройса или Гропиуса (Гронаса!) и т.д.

Да и поэзия сейчас никому на хуй не нужна (кроме самих графоманствующих) — это в наши веселые годы (50-е—70-е) поэты котировались как звезды рока: девушки поили, кормили, давали (и делали минет), перепечатывали рукописи...

«Самиздат» — по Дарвину — давал выживать сильнейшим, в отличие от полустоячего болота интернета, где плавает любое говно...

Д.И. Мы, наверное, вернемся к современным молодым именам (Гронас-Воденников) в конце нашего разговора... Меня же интересует — как Вы, Константин Константинович, относитесь к «западным» хитровански мудреным авторам? Какого из них чтите, кого читали (и на каких языках). Вот г-на Гаркушу как-то спросили — что он думает о Фридрихе Ницше. На что карнавальный аукцЫонист тихо ответил — «я иностранных авторов не читаю».

Но вот интересно, кого бы Вы обозначили в качестве близких вам, чтимо-читаемых? Притом не только литераторов, но и, скажем, философов. Кстати, к примеру, та же Маша Левченко бы вопрос о «Западе» и о «философии» вряд ли вам здесь задала — вот одно из наших с ней (многих) отличий. Но, надо признать, Маша — девушка добрая, подвижническая, порядочная очень...

К.К.К. Философии на помойках в 50—60-х тоже валялось изрядно. Начиная с Ницше: «Ты идешь к женщине? Не забудь палку!», в нашей трансформации-интер-трепации 58-го... (Относится и к Маше, в первую голову).

А в 61-м мой учитель и крестный-приемный отец, Лев Васильевич Успенский, чистя библиотеку — выкинул на лестницу гору книг, я там поживился (а остальное — выкупал уже у утильщика): «Китайские афоризмы Лао-цзы, подобранные Л.Н.Толстым» (редкостного идиотизма и банальности подбор), «Записки петроградского религиозно-мистического общества» (пропивал, вроде, три раза)...

Еще там было какой-то филозофии — но я ее с детства принципиально не читаю, кроме ПОЭТА Ницше. (Вполне понимая Олега — «олежку-горькушку», как зовем его мы с женой — бывал у нас, умен и мил. Я вот отказался в школе читать «Войну и мир», заявив, что не понимаю по-французски — на котором половина диалогов там. И его «формула» мне близка).

А «философская мысль»... Оставлял ее и книги для замечательного поэта (учившегося на философском) Валерия Голофаста (неопубл., кроме — в антологии, по памяти, увы).

У Льва Васильевича же — я прочел 9 из 19-ти томиков моего любимого Анри де Ренье — при том, в издании «Academia», с иллюстрациями Николая Павловича Акимова (и Жюля Ромена, в том же и с ним же). Бродский же, восхищаясь де Ренье — читал его в «Мысли» 30-х, без иллюстраций. Сейчас его перепечатала «Терра», купил (что делать?), переводов Кузмина и Сологуба они не смогли испоганить, но вместо Акимова — пустили иллюстрациями какого-то товарнячка-«сюрреалиста» (не смогши договориться с наследничками?), даю теперь читать ученикам...

Франс, «Харчевня королевы Гуселапы» и «Суждения г-на аббата Жерома Куаньяра», Флобер — но не «Мадам Бовари» и «Воспитание чувств», а — «Искушение святого Антония», «Саламбо» и гениальнейшее, последнее — «Бувар и Пекюше» (в чем — в оценке — неожиданно сошелся с «Записками Тартуского ун-та» 60-х).

Французы, англичане — «Стерн несравненный» (по Карамзину), Свифт, Тобайяс Смоллет (но в перекладе «современном», то бишь осьмнадцатого: «Веселая книга или шалости человеческия», она же «Приключения Перегрина Пикля»...), из немцев только Гофман...

Сельма Лягерлёф, «Сага о Йосте Берлинге»... (и конгениальное ей — «Путешествие Вениамина Третьего», Менделе Мойхер-Сфорима, а не его же «Фишка Хромой», из которого вышел ублюдочный Шолом Алейхем, этот «еврейский Чехов»...)

Ну и, естественно, Америка 30-х—50-х: Дос-Пассос (в переводе невероятного дэнди Валентина Стэнича), всякая хэмингуёвина-сэлинджеровщина — а Фолкнера предпочитал Серёжа Довлатов, я тут как-то нашел его (Фолкнера, а не Довлатова) детективчик, перепоручил ребяткам поменять имена на русские, а джинсы-комбинезоны на ватничек — типичный Астафьев, какой-нибудь «печальный осенний деревенский детектив» получался, но ребятки книжку посеяли, играясь «в Сорокина»...

Д.И. А из более... «исторически-романтичных»..?

К.К.К. Киплинг, великий Киплинг, в переводах Ады Оношкович-Яцыны и других, издание 30-х, Джойс в «Интернациональной литературе» (а не изгаженный Хоружим черновой перевод Хинкиса!), французские сюрреалисты в переводах расстрелянного Лифшица... Все это было наше чтиво в 50—60-х.

И Гумилёв, естественно — в 17—18 (позднее — и Лёва Гумилёв). Романтика...

Но и — Ходасевич, «Европейская ночь» — в те же 17—18, и Николай Макарыч Олейников — изустно, в списках, естественно.

Самое смешное — в «Иностранке», году в 59—60-м — тиснули «критикующих Америку» «битников» — Керуака, Гинсберга, Ферлингетти... На Керуаке я и задробился (а потом в Техасе — держал его тетрадочки, школьные, карандашом — «On the road»...), битники были — «наши»...

Д.И. Как проистекало Ваше общение с битничеством?

К.К.К. Здесь я только с ними, преклонными уже — и нашел «общий язык», подружился и поругался. Особенно с Алленом близко — делали потом вечер его памяти с Сатановским, Могутиным, Друком... В Техасе бывали у меня Гэри Снайдер («старый мореход», как прозвал его я), Грегори Корсо (потом жаловавшийся Лимонову в Париже, что я не люблю американцев), и — заочно — невероятный Амири Барака (как выяснилось, битник Лерой Джонс)... Только — с ними, но не с вонючей академией и замшелыми классиками...

А Оська зачем-то (за деньги) переводил Эзру Паунда, «антисемита» (и обосрал в интервью с Сюзанн Зонтаг его неповинную вдову) — за что и закопали его на Сан-Микеле — ... в ногах у Эзры... (как при мне в Вене — хоронили Отто Скорцени — рядом с могилой Теодора Герцля, чьи стишки про какой-то бал я сейчас нашел — поэт и книжник Юпп снабдил...)

Но филозофия — дело западническое, мы же (я же) — боле торчали на Востоке, как и Пушкин, к слову (чрез iеромонаха Иоакинфа Бичурина, скажем). Или — связь Достоевского с Чоканом Валихановым (изъяснял тут, навестившим казахам-студентам, заодно помянув любимого Олжаса Сулейменова). Россия — страна восточная (с модой «на Запад»). Недаром же Анри с Хвостом — посвятили свое «Прощание со степью» — Лёве Гумилёву...

И в 57—58-м в университетской же библиотеке — я зачем-то читал «Карма-йогу», «Радж-йогу», а сейчас вот обнаружил «Кока-шастру», которую не все буддологи знают. Потому и о калмыках я писал с удовольствием, и тщетно разыскивал материалы о Юрии Дандароне, и...

Д.И. А что вы можете сказать о неподцензурных важнейших петербургских «духовидцах» плана Мити Волчека и его долгоиграющего журнального проекта?

К.К.К. В «митином журнале» — не упомню за годы НИ ОДНОГО текста, кроме песен Хвоста и Анри Волохонского — с анрёвыми же комментариями

да еще пару публикаций Анри...

в «комментариях» — какой-то гениально-заумный текст о Кристине Барош (?), Юрия Стефанова — явно участника «Синтаксиса», чем-то представленного в Ант., том 1

(надрал и зацитировал — про «сирен»)

в целом же — по мне это псевдо-литература (и «мета-литература» по Анри)

а тексты — прочтите лучше «кармен с парижу» анатолия абдурахманова в «толстом журнале» (фрунзе или алма-ата), из кумпании моей «майи» (в томах 4Б и 3А), провинциалов, раздел «фрунзе — псков»...

в целом же «митин» — производит на меня впечатление убожества и «гурманской тухлятины», НЕЖИВОГО (почему они еще Юрия Витальевича Мамлеева печатать там не начали?)

«Это не мой секс!» (как говаривал старик Дар — по поводу стихов Пети Чейгина)

«И не уговаривайте!» (небесным Хвостом).

Д.И. Не рассекая нашу обще-диалогическую бровь еще одним жестким «спором», вопрошу вас, Константин, а как вы, в таком случае, относитесь к деятельности «поэтического» журнала Арион?

Как вы, как Издатель и Редактор русской современной поэзии, относитесь к этому «проекту» «вообще» и к г-ну Алехину Алексею Давидовичу, который, как известно, род. в Москве в семье научного работника, уч.ся на оптико-механическом ф-те Московского ин-та инженеров геодезии, аэрофотосъемки и картографии (1966—70), окончил ф-т журналистики МГУ (1982). Работал в ж-лах «Сов.Союз» (1969—90), «China Pictorial Magazine» (Пекин, 1990—91) и прочая, прочая...

Что может быть лучше — премудрый пескарь? прекрасный технарь, инженер геодезии, работник нонконформистского замечательного журнала «Светский Союз», ныне в путинской россии возглавляет «главный поэтический журнал» Страны, который номинально поддерживают самые солидные гос. и банковские управленцы и их структуры... А как можно (в контексте Мандельштама и его слов из «Четвертой прозы») относиться к полномочному Заместителю Алехина г-ну Тонконогову Дмитрию Валентиновичу, тоже, поэту: arion.ru/template.php?id=3?

Кажется ли вам известный «товарищеский суд» над этим изданием — жестом уместным и обоснованным? Или, все же не кажется?

К.К.К. Да НИКАК я не отношусь «к деятельности журнала «арион» (и никаким боком)

Ну, привозят, ну, листаю (а теперь и в сети) — что «лимб», что «вавилон», что «арион» — среднеграмотный подбор среднеграмотных стихов среднеграмотного качества

И Житинский (нагадив в роке) пришел во «вредактыры» — знавал его еще гумористом или чем-то, у Гены Алексеева, №1 верлибриста Питера (неведомого и по сю, толком), в 60-х — теперь во вредактырах, сетевых

Развелось этого...

Писать-то научились (почти все уже), только — ЗАЧЕМ?

И Тонконогов отнюдь не Товстоногов, так, на уровне армейского поэта Товстобы.

Алёхина знавал только шахматиста (и поэт Саша Пушкин предлагал мне продать его несыгранную партию с Раулем Капабланкой, а также портрет Рауля маслом, покупателей не нашлось).

А с шахматами я с детства — напротив в квартире 8 жила женский чемпион мира Людмила Руденко, и мы у нее со старшим кузеном Борькой и сыном ее — все венки на уху ободрали (в 53-м плантации померзли, и грузины продавали 3 лавровых листика в газетном кулечке «за ТРЫ рубла»...), а мы кайфовали...

НЕ ИНТЕРЕСНО мне все это, в большинстве, Денис...

Что-то нашел у ВадВада — Аделя Монреса (дивного алкаша из Казани), к примеру, но остальное...

Какое-то дохлое и тухлое поколение — начиная с «восьмидерастов» и кончая «девятипоносниками».

И особливо — в Москве. И в Питере.

Похоже, это о них: «Родывься мэртвым».

А то что какой-то там Курицын кроет Басинского, или некий Кукуй или Кукулин кукует чего-то о чем-то (иногда даже ничего) — это ТУСОВКА С РАСКЛАДОМ, и не более.

В 60-е—70-е — каждый сверчок знал свой шесток, особенно в Питере была «пирамидальная иерархия». В Москве же, изначально базарной — была система «непересекающихся кругов».

Но и то, помимо стариков-классиков (типа Холина-Сапгира-Кропивницкого-Некрасова-Сатуновского), тогда же нарисовалась и московская «семерка»: Алейников-Величанский-Губанов-Лён-Лимонов — пятерка, посчитав!

То-есть тоже, своего рода — иерархия.

«Самиздат» НЕ ПЕРЕПЕЧАТЫВАЛ говна (вычетом «самсебяиздат — самсебячитат»), оттого оно в таком количестве и не плавало.

А «Арион» или «Орион» — мне это как-то, в сущности, без разницы. Валяется с полдюжины нумеров, но перелистывать — не тянет.

Вот и все мое «отношение»...

Д.И. А вот, интересно, Константин, как проистекали Ваши живые контакты с различными более юными траблмэйкерами от «ультра-искусства» — с людьми плана Александра Шурц-Бреннера или Ярослава Супер-Могутина, давящего себя за член?

Избегли ли они тяжелого кулака ККК?

К.К.К. Старый я, наверно, стал, Денис, и сентиментальный...

Люблю молодое хулиганье — и чем хулиганистей, тем больше. Как писал мне старик Дар: «Ваши современники потолстели, облысели и способны только к неподвижным играм: раскладывать пасьянс из собственных книжек...» Что я и наблюдал — в визит Глебушки Горбовского ко мне, в 91-м: Мышь выложила ему кучу его книг на подпис, подписывал и бормотал: «Не печатают, суки...» (А я это снимал — на видео).

Поэтому, когда веселый художник Юра Горбачев подкинул мне Ярослава Могутина в 95?-м (а тот сразу же привел Сашу Бренера) — я их вовсе не стал бить кулаком по голове, а даже обрадовался. Провинциалы из Кемерова и Алма-аты — успели нахулиганить в Питере, Москве и Израиле, и приехали терроризировать Запад...

Их хэппенинги и скандалы в Рашке, Европе и Израиле — мне были более чем близки: «Ельцын, выходи на честный бой!» — старый коммуняка-алкоголик не додумался выслать против Бренера — офицера охраны, в трусах и перчатках, чтоб вырубил его по всем правилам маркиза де Куинсберри... Вызвал, вместо — ментов, старый кудак...

А Могутин явился внаглую «регистрировать брак» с однополым Робертом Филиппини, в московскую мэрию или ЗАГС... Не говоря что писал весьма лихие статьи о монструозных полит-дамах и о Шемякине («Шмяк, Шемякин!»), с которыми я полностью согласен. И сделал профессионально двухтомник удивительного Жени Харитонова... (Потом на Брайтоне я купил сразу два экземпляра двухтомника какого-то омерзительного Марка Харитонова, по ошибке — но ведь «печатают», и даже «читают»... Надобно б запретить — писать и печататься «однофамильцам»: Ерофееву там, или — Борису Кузьминскому, скажем...).

Так что «бить» в те годы — было не за что. Напротив, с удовольствием «редактировал» первую книгу Могутина (где он держит свой уй на обложке), и презентировал его в своем «Оранжевом медведе».

Д.И. Оранжевые цвета и нынче в моде. А ведь Бренер долго на одном месте не любит, как кажется, засиживаться...

К.К.К. Бренеру я даже подкинул на дорожку в Амстердам, из своих вэлферных — малевать знак доллара на опроституированном рынком Казимире Малевиче. Так что там и мои центы значатся.

Другое дело, что пороху у ребяток хватило лишь на пару-тройку лет. Скисли и начали «обу