Отзывы

 

Для дачных комаров я еда

Евгений Степанов об Окуджаве, создававшем не строчки, а миры, и верлибре как социальном явлении

Поэзия не трава, но шелест травы. Иван Шишкин. Уголок заросшего сада. Сныть-трава. 1884. ГТГ

«Степанов – мастер урбанистической зарисовки (тут он продолжатель лианозовцев, прежде всего Сапгира), но он же порой погружается в звуковые глубины слова и по-хлебниковски пробует его на зуб… Следуя классификации одного малоизвестного мудреца, поэт Евгений Степанов не самоутвержденец, он – самовыраженец. И ему есть что выражать», – писала поэт Татьяна Бек. Только что в Омске вышла новая книга верлибров Евгения Степанова «Прикосновение». С Евгением СТЕПАНОВЫМ беседовала Мария РУЧЬЕВА.

– Евгений Викторович, в вашей новой книге «Прикосновение» есть самоироничное стихотворение «Автопортрет»:

для дачных комаров я еда
для власти я безропотный
           налогоплательщик

для клиентов я вынужденные
           расходы
для сотрудников я ежемесячная
           зарплата

для Сергея Чупринина я веб-дизайнер
для Нины Красновой я друг товарищ
            и брат

для авторов которых я печатаю –
           я неплохой поэт
для авторов которых я не печатаю –
            я жалкая
ничтожная личность

для традиционалистов
           я авангардист
для авангардистов
           я традиционалист

для людей я молчун
для берез и сосен я внимательный
           собеседник

а для неба я подопытный кролик
как впрочем и все остальные

Кем вы все-таки себя ощущаете? Авангардистом или традиционалистом?
– Спасибо. Но, по-моему, я уже ответил на ваш вопрос. Самим стихотворением.
– Хорошо. А почему такой маленький тираж у книги?
– Эту книгу издала замечательная Татьяна Чертова из Омска. Она вручила мне за стихи последних лет премию «Красный пахарь», а вышедшая книжечка – это и есть приз. Я Татьяне очень благодарен. Считаю, что 100 экземпляров – это, по нынешним меркам, тираж не самый маленький. Тем более что книга уже есть в Сети в полном объеме.
– Что вас привлекает в верлибре? В чем его прелесть?
– Я большой сторонник верлибра. Верлибр дает автору свободу от рифмы, строфы, лишних условностей, ты можешь точнее высказать то, что на душе.
– А чем верлибр отличается от стихотворения в прозе?
– Верлибр от стихотворения в прозе не отличается почти ничем. Кроме графического оформления. В верлибре и в стихотворении в прозе также не должно быть (по законам жанра) рифмы. Есть еще так называемый гетероморфный стих, которым часто пользовались, например, Велимир Хлебников, Ксения Некрасова, Геннадий Айги… Это свободный стих с рифменными вкраплениями. На самом деле я думаю, что поэзия может быть всюду, даже в прозе. «Темные аллеи» Бунина – это, на мой взгляд, поэзия…
– Но у вас ведь есть и рифмованные стихи…
– Да, я пишу в разных жанрах. Каждому состоянию души соответствует своя стихотворная форма.
– Прочтите что-нибудь из последнего.
– Не так давно я написал стихотворение, которое во многом отражает мое нынешнее состояние:

Достоинств хилая дружина
Была разбита в пух и прах.
Сама себя впотьмах душила
Душа, уставшая в боях.
*
Я погибал, так гибнет юнкер,
Узнав, что знамя сожжено.
Я умирал, но я не умер,
Как дачу, обживая дно.
*
И грешный, точно нувориши,
Забывший про слова любви,
Я вдруг услышал голос Свыше:
«Ты нужен и такой. Живи!»

– Хорошо, что вы продолжаете писать рифмованные стихи. А как вы относитесь к такому высказыванию Владимира Корнилова: «С грустью замечаю, что сегодня нерифмованный стих – белый или верлибр – встретишь чаще, чем во времена Есенина и Маяковского или даже тридцать и двадцать лет назад»?
– Я это воспринимаю с радостью. Верлибр стоит оценивать не только как литературное явление, но и как явление социальное. Он позволяет самым широким массам почувствовать себя поэтами, общественно значимыми личностями. Написание верлибров делает человека полноценным художником, в то время как написание плохих силлабо-тонических стихов плодит ряды графоманов.
В самом деле, написать верлибр несложно. Для этого – с формальной точки зрения! – достаточно выразить свои мысли и разбить произведение на строчки.
– Кто из поэтов оказал на вас влияние?
– Список очень большой. Я очень люблю стихи Симеона Полоцкого, Сергея Есенина, Осипа Мандельштама, Алексея Крученых, Пауля Целана, Гийома Аполлинера, Михаила Файнермана, немецкого поэта Ойгена Гомрингера, датской поэтессы Ингер Кристенсен, которую недавно издал в России в переводах Марины Тюриной-Оберланлер… И, конечно, не устаю восхищаться Пушкиным.
– А кто из поэтов вашего поколения вас восхищает?
– Андрей Ширяев, который, к великому сожалению, уже ушел из жизни. У него в поэзии все на своих местах. И мысль, и рифма, и метафоры. Поэзия как невероятный сплав любви, судьбы, виртуозной версификации. Я печатал Ширяева при жизни, печатаю и сейчас, недавно выпустил его книгу стихов, которая вызвала большой резонанс.
– Вспомните, пожалуйста, хотя бы одно его стихотворение.
– С удовольствием. Вот один из шедевров Андрея Ширяева.

Вот мы и не увиделись. За лето
засохло все, что требовало влаги.
Сезон ресниц. Стрельба из арбалета
в бочонок из-под выпитой малаги.

Полет на наконечнике. Гитара
в холодных пальцах. Вспышка кокаина
и гонка на взбесившемся «Камаро»
из джунглей в горы, вверх
           по серпантину.

И море. Пахнет порохом и сеном
от партизанской ржавчины и стали,
от ночи у старьевщика на сером,
когда-то разноцветном одеяле.

Прости. Немного слишком
           откровенны
желания и действия. На марке с
почтовым штампом – профиль
           Картахены.
Проси. Тебе воздастся. Это Маркес.

И это – одиночество. Беглянка,
монахиня, хранящая за крохи
любви чужую память, точно склянка
с водой из доколумбовой эпохи,

возьму тебя у терпеливой пыли,
войду, огнем и осенью наполню.
Ты говоришь, мы были вместе? Были.
Наверное, мы – были. Я не помню.

– Спасибо. Действительно, замечательный поэт. А как вы вообще представляете состояние поэзии сегодня?
– Если говорить о современной силлаботонике, то я наблюдаю удивительное пренебрежение хорошей, новой рифмой. По пальцам одной руки можно перечислить стихотворцев, которые развивают рифменную систему. Могу уверенно сказать, что, например, поэты-шестидесятники владели рифмой лучше наших современников. Такие авторы, как Белла Ахмадулина, Евгений Евтушенко, Булат Окуджава, были мастерами рифмы.
– Но разве рифма гарантирует качество стихотворения?
– Нет, конечно. Поэзия появляется там, где есть поэт. Окуджава, например, был не просто мастер версификации, он мыслил образами, метафорами, создавая не строчки, а миры.
– В вашей книге интервью «Диалоги о поэзии» ваши собеседники-поэты дают определение поэзии, каждый – свое. А какое определение у вас?
– Я не знаю ответа на этот вопрос. Поэзия как Бог. Либо ты это чувствуешь, либо нет. Поэзия – это даже не слова, а то, что за словами, в подтексте. Поэзия не трава, но шелест травы.
– Какой совет вы можете дать читателям – где искать настоящие стихи?
– Есть специализированные журналы поэзии – «Дети Ра», «Арион», «Журнал ПОэтов», «Интерпоэзия», «Воздух»…Современные толстые журналы охотно печатают стихи. Тот, кто хочет прочитать стихи, тот прочтет.
– Вы сейчас готовите книгу о замечательном поэте Татьяне Бек. Что это будет за книга?
– Это будет вторая книга издательства «Вест-Консалтинг» из серии «СВЛ» (Судьбы выдающихся людей). В этой монографии я хочу проследить жизненный и творческий путь Татьяны Александровны Бек, с которой мне посчастливилось дружески общаться на протяжении нескольких десятилетий. Также в этой книге будут мои беседы о Татьяне Бек с людьми, которые ее хорошо знали: Виктория Шохина, Сергей Арутюнов, Нина Краснова, Сергей Бирюков и другие.
– И последний вопрос: есть ли будущее у русской поэзии?
– Поэзия – это душа народа. А душа бессмертна.

Мария Ручьева