Главная страница

Публикации

 

Журнал «Знамя», № 8, 2008


    


В раю беспросветного ада




Алексей Дидуров. Райские песни. — М.: Время, 2008.

Соотношение текста (стихотворения) и контекста (можно сказать, судьбы) — ключ к пониманию любого поэта.

Бывает, что контекст превалирует над текстом. Знаю многих широко известных, даже овеянных славой авторов, прошедших войны, лагеря, ссылки, психушки и т.д. и т.п. и пишущих (увы, увы!) стихи на уровне плохого литературного объединения. И биографии им помочь не могут.

Известны другие случаи, когда в высшей степени превосходные поэты (скажем, Георгий Оболдуев) так и остались авторами для узкого круга, потому что не обладали легендарными биографиями и не сумели, говоря словами классика, «привлечь к себе любовь пространства».

Важен баланс. Баланс между словом и жизнью.

Алексей Дидуров (1948 — 2006) был, безусловно, харизматической личностью, постоянно находящейся в центре внимания; он создал в глухом застойном 1979 году легендарное рок-кабаре, где выступали Виктор Цой, Майк Науменко, Юрий Шевчук, Александр Башлачев, Булат Окуджава и многие-многие другие знаковые фигуры, воспитал десятки достойных поэтов, написал множество песен (в том числе и незабываемый шлягер «Когда уйдем со школьного двора»). То есть абсолютно состоялся как личность, организатор, лидер неформального творческого коллектива. Об организаторских способностях Дидурова, его приключениях и похождениях, возлюбленных и женах ходили и до сих пор ходят легенды. Важно, что при этом он не разбазарил свои недюжинные литературные способности и сумел (усилия в этом деле все-таки нужны!) состояться как поэт. Не «проклятый поэт», как пишет автор предисловия Дмитрий Быков, не великий поэт (как наверняка напишет кто-нибудь другой). Как поэт. Эпитеты в данном случае необязательны.

Дидуров при жизни (особенно в постсоветскую эпоху) был достаточно известным литератором, он печатал стихи в престижных «толстых» журналах, в частности, «Новом мире», «Дружбе народов», «Волге», как публицист регулярно выступал на страницах «Огонька», старой мальгинской «Столицы», в других изданиях. Выпустил пять сборников стихов. Его книга прозы и поэм «Легенды и мифы Древнего Совка», согласно рейтингу журнала «Огонек», в 1995 году вошла в десятку лучших книг России. Словом, вниманием этот талантливый и энергичный человек, конечно, обделен не был. Несмотря на то что долгие годы он существовал в андеграунде, основные свои стихи он успел увидеть опубликованными.

Очень точно о поэте написал на сайте http://www.bard.ru/article/19/36.htm известный прозаик и публицист Леонид Жуховицкий: «Если Алексея Дидурова назовут неудачником, это будет чистая правда… …Если Алексея Дидурова назовут счастливчиком, это тоже будет чистая правда». Лирический герой Дидурова абсолютно экзистенциален — это человек, понимающий, что земная жизнь это и есть ад, но в аду он умудряется быть счастливым («и в раю моего / Беспросветного ада). Поэт совершенно не чурается жутковатого быта («диких коммунальных нор, / Откуда шаг до нар»), более того — он дорожит этим бытом, этой треклятой советской и постсоветской чернухой (она тоже жизнь и тоже любовь!) и даже воспевает ее, как, например, в замечательной поэме «Рождение, жизнь и смерть сонета»: «…я потому и жил, / и жив, что из меня тянули жилу, / и тянут кто-нибудь зачем-нибудь / и как-нибудь — и тянется житьишка, / а не тянули бы — глядишь, и крышка, / о чем и ты, читатель, не забудь».

При этом Дидуров как истинный поэт очень явственно чувствовал приближение кончины, видимо, сама жизнь диктовала ему трагические строки: «В переулке, где мы отлюбили, / Тишины стало больше и мглы. Постояли, пожили, побыли, / Разошлись за прямые углы». Или еще более конкретно в суггестивном и горестно-лаконичном стихотворении «Ровесникам» — «Когда-то были мы. Теперь нас нет».

Что за этими словами? Смерть, пустота? Для кого угодно, но только не для Дидурова. У него, как мы заметили, все рядом. И уже в стихотворении «Старый рок», опубликованном в книге, читаем самоироничные, печальные и легкие одновременно, невероятно дидуровские стихи: «Мы проиграли, ну так что ж! / Наш финиш разве не хорош?»

Какие же выводы? Выводы жизнеутверждающие. Мы проиграли, но это не страшно. Важно, что мы играли. Нас нет, но мы все-таки есть. Все по проверенным классическим пушкинским канонам — «Нет, весь я не умру».

Вот так все переплелось в поэзии Алексея Дидурова: жизнь и смерть, андеграунд и номенклатура (одно время он умудрился быть секретарем Союза писателей Москвы), высокий стиль, жаргонная и обсценная лексика, протестные рок-интонации и нежнейшая лирика, влияние (нередко взаимовлияние) самых разных поэтов (от Слуцкого и Евтушенко до Ряшенцева и Башлачева) и собственный, ни на кого не похожий голос. На этих социально-культурных изломах и пересечениях и выкристаллизовался поэт. Поэт, мастер, улавливающий абсолютным музыкальным слухом тончайшие нюансы слова.

Здравствуй, мое искаженье, сезамский близнец!
Эк мы: из склепа — да в смежную комнату смеха:
Вот и пузец не влезец в молодецкий куртец,
Вот нас и оттепель мочит в торец, наконец, —
Шепчешь: «Эпоха!» — «Э, плохо…» — читаю, как эхо.

Дидуров, верный сын центрового московского двора, «введенный им во дворянство» (Окуджава), аккумулировал в своем творчестве просторечный и бытовой городской словарь, переработал его, и опоэтизировал, и вернул назад — своему читателю и слушателю.

В приведенной выше строфе, написанной, безусловно, крепким профессионалом, перекликаются и подростковые жаргонные словечки (пузец, куртец), и высокие патетические размышления о главном — о времени, о поколении, об Эпохе, которая одновременно, выражаясь его языком, и склеп, и комната смеха.

Интересно, что при всем своем эпическом сознании Дидуров оставался весьма самокритичным и самоироничным автором («Ты прожил больше полувека — / А ничего не понял в ней»), не избегал (особенно в песнях) дворовых, полублатных интенций, имплантировал глобальные и афористичные рассуждения о жизни в нежную ткань трогательных и щемящее-пронзительных лирических стихотворений.

Живем в тисках минут, хватаем, что дают,
Забыв про Страшный Суд, все чушь и ложь несут,
Рождают горы мышь, в рабах у ней коты,
Скажи мне, с кем ты спишь, и я скажу, кто ты.

Родился — и давай, по рельсам, как трамвай!
Сошел — не обессудь: по кочкам понесут.
Не прешь за наш рубеж — имеешь гладь и тишь!
Скажи мне, что ты ешь, и я скажу, с кем спишь!

И жизнь бежит вперед, а мы спешим назад!
Молчанья полон рот, звучанья полон зад…
Сгущается удел, сжимаются мечты.
Скажи, чего хотел, и я скажу, кто ты.

От нашего мурла краснеют зеркала.
Вот-вот при виде нас начнут кричать «атас».
Ничто не сходит с рук, пока не свистнет рак.
Скажи, что ты мне друг, и я скажу, кто враг.

Книга «Райские песни» очень квалифицированно составлена — здесь нет проходных стихов (вообще они у Дидурова встречались), собраны воедино его поэмы — «Детские фотографии», «Рождение, жизнь и смерть сонета», «Кафе на Васильевском», «Бумажные часы», «Посрамленье лимита», «К самому себе», «Снайпер», «Из записок Казановы».

Хорошо, что к сборнику прилагается диск, где Алексей Дидуров исполняет собственные сочинения. Песни Дидурова требуют отдельной вдумчивой рецензии, а точнее — исследования (исследований). На двадцатиминутном диске представлены замечательные песни — «Опять я трогаю рукой», «Москва моя, мама, невеста», «Дом-«хрущевка», дворик проходной», «Топот, смрадное дыханье, трели мусоров», «Когда это было, века ли промчали, года ли», «Сядь на скамейку — посмотри на перспективу», «Секу точней и голоднее волка», «Не пиши мне, прелестница, писем», «Ярится над Столешниковым лето», «Я подошел сейчас к окну», «Я жил с вокзала — да в подвал».

Как бард Дидуров воспитан городским романсом, дворовой песней и французским шансоном (есть некоторое влияние Брассенса). Конечно, в основе песен Дидурова — самоценные стихи, а не мелодия. Это песни, трогающие своей неподдельной мальчишеской искренностью, выражающие и личность художника, и время. Алексей Дидуров стоит в первом ряду мастеров бардовской песни — наряду с Галичем, Хвостенко и Башлачевым. Со временем, я думаю, это станет все более очевидным.

Евгений Степанов