БЕЛЛА АХМАДУЛИНА: ИРРЕАЛЬНЫЙ РУССКИЙ ЯЗЫК
В одной из своих последних прижизненных книг — "Ни слова о любви"[1] — Белла Ахмадулина (1937—2010) написала пронзительно-трагическую строку, похожую на автоэпитафию: "Жила-была Белла... потом умерла..."
Смерть — самый сильный микрофон поэта. После смерти поэта все встает на свои места: становится ясно, кто кем был в литературе, кто в ней остался, а кто — оказался мыльным пузырем. Только теперь в полной мере понятно, каков диапазон творческой реализации Беллы Ахмадулиной.
Каждый настоящий поэт создает ирреальный языковой мир. Часто он расположен в зоне между двумя живыми языками — не случайно многие поэты билингвальны: писал стихи по-французски Пушкин, по-английски Бродский, по-русски Геннадий Айги… Ахмадулина создала свой ирреальный русский язык — велеречивый, изысканный, изобилующий устаревшими словами: отрину, возалкал, возожгу, чело, челн, усладою, чаровниц, зело, втуне — идя путем, близким поэтам-заумникам. Делала она это сознательно, подчеркивая в одном из своих стихотворений: "высокопарный слог — заумен…", а в другом прямо обозначая свой поиск: "хлад зауми моей". Высокопарность, отчасти нарочито-отстраненная, и была заумью Ахмадулиной, ее иной речью, ее вторым языком.
Однако, при всей своей изысканной, велеречивой устаревшей лексике, Ахмадулина была и остается абсолютно современным поэтом — конца ХХ и начала ХХI веков. Каким образом она этого добивалась? Примет нового времени, аббревиатур и сленга в ее стихах практически нет, просторечных слов — совсем немного, хотя они предельно выразительны (пестрядь, стыдобина, деньга, сопрут, кладби́щ), модные англицизмы — всего в нескольких стихотворениях.
Во-первых, с первой книги "Струна" и во все времена Ахмадулина писала о чувствах, присущих большинству людей. Даже когда она писала о стройках века, она писала о любви, радостях и несуразностях человеческой жизни.
Во-вторых, Ахмадулина имела собственный неповторимый голос, ее поэтика на протяжении долгого творческого пути, по сути, не претерпела изменений, и неслучайно в книге "Ни слова о любви", тщательно и любовно составленной Борисом Мессерером, немало стихотворений из ее дебютного сборника.
И, наконец, главное: Ахмадулина проявила себя как подлинный реформатор стиха, прежде всего, рифмы, а рифма — это, безусловно, важнейшая часть формы в силлабо-тоническом стихотворении. У Ахмадулиной практически нет банальных рифм. Все рифмы — неожиданные, новые, не повторяющиеся, почти не встречающиеся у других поэтов.
Уже в пятидесятые годы прошлого века в основу своей стиховой системы она положила ассонансные и паронимические рифмы. Вот, например, ее ассонансы: Бывала—болвана; плохого—плафона; арапа—Арбата; стада—устала; дивность—длилась; снежок—смешон; поддакивал—подарками; оранжерее—жирели; мученья—мечети; постигла—пластинка; шипела—Шопена; богат—бокал; проказы—прекрасны; бравада—бульвара; утешенью—ущелью; полон—полог; целовать—словарь; лоно—лилово...
Паронимические рифмы Ахмадулиной нередко глагольные, но тоже неожиданные: плакать—плавать; пригубил—погубил; рисковать—рисовать; надышишь—напишешь.
Составные рифмы она использовала реже, но они тоже занимают свое важное место среди ее поэтических приемов: ухожу ли—джунгли; ветлы—цветет ли; влиянье—я ли; не пора ль—напевать; того ли—торговли; гортань—по утрам; сну ль—лазурь, была там—Булатом.
Ахмадулина своим творчеством как бы развивала мысль Давида Самойлова: "Только представляя себе все многочисленные и сложные внутристиховые связи, можно в какой-то степени достичь “обратных результатов” — того вожделенного уровня знания, когда по рифме можно будет судить о движении содержательной сути стиха"[2].
На мой взгляд, не только содержательной сути — о движении времени.
Книга "Ни слова о любви" — полностью о любви. О любви к мужу — Борису Мессереру посвящено девятнадцать стихотворений; друзьям — Булату Окуджаве, Андрею Вознесенскому, Владимиру Высоцкому, Владимиру Войновичу, Андрею Битову, Гие Маргвелашвили, Отару и Томазу Чиладзе; деревьям — тема сада, кстати, одна из основных в творчестве Ахмадулиной; Арбату, Переделкину, Тарусе, Куоккале, Валдаю, Латвии…
Стихи о близких людях — трогательные, чистые, полные заботы и нежности. Ахмадулина умела благодарно и возвышенно восхищаться супругом, друзьями, заботиться о них, постоянно переживать о них, жалеть их.
"Когда жалела я Бориса" (о Борисе Мессерере);
"Только вот что. Когда я умру, / страшно думать, что будет с тобою" (об Андрее Вознесенском);
"Чтоб отслужить любовь твою, / все будет тщетно или мало" (о Гие Маргвелашвили).
Лирическая героиня Ахмадулиной, несмотря на романтическую печаль, счастливая женщина. Она проста и честна, она любит и любима:
Смерть — самый сильный микрофон поэта. После смерти поэта все встает на свои места: становится ясно, кто кем был в литературе, кто в ней остался, а кто — оказался мыльным пузырем. Только теперь в полной мере понятно, каков диапазон творческой реализации Беллы Ахмадулиной.
Каждый настоящий поэт создает ирреальный языковой мир. Часто он расположен в зоне между двумя живыми языками — не случайно многие поэты билингвальны: писал стихи по-французски Пушкин, по-английски Бродский, по-русски Геннадий Айги… Ахмадулина создала свой ирреальный русский язык — велеречивый, изысканный, изобилующий устаревшими словами: отрину, возалкал, возожгу, чело, челн, усладою, чаровниц, зело, втуне — идя путем, близким поэтам-заумникам. Делала она это сознательно, подчеркивая в одном из своих стихотворений: "высокопарный слог — заумен…", а в другом прямо обозначая свой поиск: "хлад зауми моей". Высокопарность, отчасти нарочито-отстраненная, и была заумью Ахмадулиной, ее иной речью, ее вторым языком.
Однако, при всей своей изысканной, велеречивой устаревшей лексике, Ахмадулина была и остается абсолютно современным поэтом — конца ХХ и начала ХХI веков. Каким образом она этого добивалась? Примет нового времени, аббревиатур и сленга в ее стихах практически нет, просторечных слов — совсем немного, хотя они предельно выразительны (пестрядь, стыдобина, деньга, сопрут, кладби́щ), модные англицизмы — всего в нескольких стихотворениях.
Во-первых, с первой книги "Струна" и во все времена Ахмадулина писала о чувствах, присущих большинству людей. Даже когда она писала о стройках века, она писала о любви, радостях и несуразностях человеческой жизни.
Во-вторых, Ахмадулина имела собственный неповторимый голос, ее поэтика на протяжении долгого творческого пути, по сути, не претерпела изменений, и неслучайно в книге "Ни слова о любви", тщательно и любовно составленной Борисом Мессерером, немало стихотворений из ее дебютного сборника.
И, наконец, главное: Ахмадулина проявила себя как подлинный реформатор стиха, прежде всего, рифмы, а рифма — это, безусловно, важнейшая часть формы в силлабо-тоническом стихотворении. У Ахмадулиной практически нет банальных рифм. Все рифмы — неожиданные, новые, не повторяющиеся, почти не встречающиеся у других поэтов.
Уже в пятидесятые годы прошлого века в основу своей стиховой системы она положила ассонансные и паронимические рифмы. Вот, например, ее ассонансы: Бывала—болвана; плохого—плафона; арапа—Арбата; стада—устала; дивность—длилась; снежок—смешон; поддакивал—подарками; оранжерее—жирели; мученья—мечети; постигла—пластинка; шипела—Шопена; богат—бокал; проказы—прекрасны; бравада—бульвара; утешенью—ущелью; полон—полог; целовать—словарь; лоно—лилово...
Паронимические рифмы Ахмадулиной нередко глагольные, но тоже неожиданные: плакать—плавать; пригубил—погубил; рисковать—рисовать; надышишь—напишешь.
Составные рифмы она использовала реже, но они тоже занимают свое важное место среди ее поэтических приемов: ухожу ли—джунгли; ветлы—цветет ли; влиянье—я ли; не пора ль—напевать; того ли—торговли; гортань—по утрам; сну ль—лазурь, была там—Булатом.
Ахмадулина своим творчеством как бы развивала мысль Давида Самойлова: "Только представляя себе все многочисленные и сложные внутристиховые связи, можно в какой-то степени достичь “обратных результатов” — того вожделенного уровня знания, когда по рифме можно будет судить о движении содержательной сути стиха"[2].
На мой взгляд, не только содержательной сути — о движении времени.
Книга "Ни слова о любви" — полностью о любви. О любви к мужу — Борису Мессереру посвящено девятнадцать стихотворений; друзьям — Булату Окуджаве, Андрею Вознесенскому, Владимиру Высоцкому, Владимиру Войновичу, Андрею Битову, Гие Маргвелашвили, Отару и Томазу Чиладзе; деревьям — тема сада, кстати, одна из основных в творчестве Ахмадулиной; Арбату, Переделкину, Тарусе, Куоккале, Валдаю, Латвии…
Стихи о близких людях — трогательные, чистые, полные заботы и нежности. Ахмадулина умела благодарно и возвышенно восхищаться супругом, друзьями, заботиться о них, постоянно переживать о них, жалеть их.
"Когда жалела я Бориса" (о Борисе Мессерере);
"Только вот что. Когда я умру, / страшно думать, что будет с тобою" (об Андрее Вознесенском);
"Чтоб отслужить любовь твою, / все будет тщетно или мало" (о Гие Маргвелашвили).
Лирическая героиня Ахмадулиной, несмотря на романтическую печаль, счастливая женщина. Она проста и честна, она любит и любима:
Прохожий, мальчик, что ты? Мимо
иди и не смотри мне вслед.
Мной тот любим, кем я любима!
К тому же знай: мне много лет.
Зрачков горячую угрюмость
вперять в меня повремени:
то смех любви, сверкнув, как юность,
позолотил черты мои.
Иду... февраль прохладой лечит
жар щек... и снегу намело
так много... и нескромно блещет
красой любви лицо мое[3].
иди и не смотри мне вслед.
Мной тот любим, кем я любима!
К тому же знай: мне много лет.
Зрачков горячую угрюмость
вперять в меня повремени:
то смех любви, сверкнув, как юность,
позолотил черты мои.
Иду... февраль прохладой лечит
жар щек... и снегу намело
так много... и нескромно блещет
красой любви лицо мое[3].
Сад в поэзии Ахмадулиной многообразен. Там цветут возвышенные розы, глицинии, олеандры и привычные подмосковные сирень, черемуха... Сад у нее ассоциируется с любовью, причем неимоверно сложной:
Каждый большой поэт неотделим от своего типа друидов.
Например, в стихотворениях Пушкина наиболее часто встречается дуб, у Цветаевой — рябина и бузина, Есенин отдавал предпочтение березе и клену.
Главный друид в образной системе Ахмадулиной — черемуха. В книге "Ни слова о любви" восемь стихотворений, в названиях которых присутствует это элегантное декоративное дерево (кустарник), распространенное и в России, и в Европе, и в Азии.
Черемуху поэт называет "дитя Эрота", сравнивает ее с Джульеттой, любовью (счастливой и несчастливой), и, наконец, с жизнью.
Эпитетов, связанных с черемухой, в стихах Ахмадулиной множество — белонощная, трехдневная, предпоследняя. Все они, как видим, соединены временно-возрастными связями. Поэт, говоря о черемухе, говорит, конечно, и о себе. Это прослеживается в ряде стихотворений. Наиболее откровенно, эксплицитно — в стихотворении с выразительным названием "Скончание черемухи—2".
Белла Ахмадулина писала преимущественно регулярным стихом. Но в сборнике "Ни слова о любви" есть один верлибр, и очень выразительный.
Например, в стихотворениях Пушкина наиболее часто встречается дуб, у Цветаевой — рябина и бузина, Есенин отдавал предпочтение березе и клену.
Главный друид в образной системе Ахмадулиной — черемуха. В книге "Ни слова о любви" восемь стихотворений, в названиях которых присутствует это элегантное декоративное дерево (кустарник), распространенное и в России, и в Европе, и в Азии.
Черемуху поэт называет "дитя Эрота", сравнивает ее с Джульеттой, любовью (счастливой и несчастливой), и, наконец, с жизнью.
Эпитетов, связанных с черемухой, в стихах Ахмадулиной множество — белонощная, трехдневная, предпоследняя. Все они, как видим, соединены временно-возрастными связями. Поэт, говоря о черемухе, говорит, конечно, и о себе. Это прослеживается в ряде стихотворений. Наиболее откровенно, эксплицитно — в стихотворении с выразительным названием "Скончание черемухи—2".
Белла Ахмадулина писала преимущественно регулярным стихом. Но в сборнике "Ни слова о любви" есть один верлибр, и очень выразительный.
Пятнадцать мальчиков
Пятнадцать мальчиков, а может быть, и больше,
а может быть, и меньше, чем пятнадцать,
испуганными голосами
мне говорили:
"Пойдем в кино или в музей изобразительных искусств".
Я отвечала им примерно вот что:
"Мне некогда".
Пятнадцать мальчиков дарили мне подснежники.
Пятнадцать мальчиков надломленными голосами
мне говорили:
"Я никогда тебя не разлюблю".
Я отвечала им примерно вот что:
"Посмотрим".
Пятнадцать мальчиков теперь живут спокойно.
Они исполнили тяжелую повинность
подснежников, отчаянья и писем.
Их любят девушки —
иные красивее, чем я,
иные некрасивее.
Пятнадцать мальчиков преувеличенно свободно,
а подчас злорадно
приветствуют меня при встрече,
приветствуют во мне при встрече
свое освобождение, нормальный сон и пищу...
Напрасно ты идешь, последний мальчик.
Поставлю я твои подснежники в стакан,
и коренастые их стебли обрастут
серебряными пузырьками...
Но, видишь ли, и ты меня разлюбишь,
и, победив себя, ты будешь говорить со мной надменно,
как будто победил меня,
а я пойду по улице, по улице...[5]
Пятнадцать мальчиков, а может быть, и больше,
а может быть, и меньше, чем пятнадцать,
испуганными голосами
мне говорили:
"Пойдем в кино или в музей изобразительных искусств".
Я отвечала им примерно вот что:
"Мне некогда".
Пятнадцать мальчиков дарили мне подснежники.
Пятнадцать мальчиков надломленными голосами
мне говорили:
"Я никогда тебя не разлюблю".
Я отвечала им примерно вот что:
"Посмотрим".
Пятнадцать мальчиков теперь живут спокойно.
Они исполнили тяжелую повинность
подснежников, отчаянья и писем.
Их любят девушки —
иные красивее, чем я,
иные некрасивее.
Пятнадцать мальчиков преувеличенно свободно,
а подчас злорадно
приветствуют меня при встрече,
приветствуют во мне при встрече
свое освобождение, нормальный сон и пищу...
Напрасно ты идешь, последний мальчик.
Поставлю я твои подснежники в стакан,
и коренастые их стебли обрастут
серебряными пузырьками...
Но, видишь ли, и ты меня разлюбишь,
и, победив себя, ты будешь говорить со мной надменно,
как будто победил меня,
а я пойду по улице, по улице...[5]
В этом верлибре также проявилось новаторство поэта. Дело в том, что, с точки зрения стиховедческой науки, здесь нарушены общепризнанные каноны свободного стиха. И М. Гаспаров, и Ю. Орлицкий, и другие авторитетные филологи доходчиво и убедительно объяснили нам, что верлибр — это стихотворение без метра и рифмы. Между тем, верлибр Ахмадулиной, хоть и не имеет рифм, но, безусловно, метризован, написан ямбическим размером. Это верлибр на грани белого стиха. Или, если угодно, белый стих на грани верлибра.
Важно в данном случае даже не то, к а к сделано это раннее стихотворение, написанное в пятидесятые годы прошлого века. Важно, прежде всего, то, что уже тогда была видна лирическая героиня Ахмадулиной — не разменивающая свои чувства по мелочам, верящая в свою звезду, в свою единственную любовь. Об этом, собственно, все творчество поэта.
Белла Ахмадулина как подлинный художник всегда сомневалась в своем даре, была не уверена в себе: "Дарила я свой дар ничтожный"; "Пусть не сбылись стихи / за все меня прости".
В этих сомнениях нет ничего удивительного — уверены в своей гениальности, как правило, посредственности.
Точки над i расставлены. Факт очевидный: дар был огромный, и стихи сбылись.
[1] Белла Ахмадулина, Ни слова о любви. — М.: Олимп, Астрель, 2010.
[2] См.: Самойлов Д., Книга о русской рифме. — М.: Время, 2005. — 3-е изд. С. 368, 369.
[3] Белла Ахмадулина, "Прохожий, мальчик, что ты? Мимо…". Url: http://www.world-art.ru/lyric/lyric.php?id=3893.
[4] Белла Ахмадулина, "Дачный роман". Там же.
[5] Белла Ахмадулина, "Пятнадцать мальчиков". Url: http://www. ahmadulina.ouc.ru/piatnadciat-malchikov.html.
Важно в данном случае даже не то, к а к сделано это раннее стихотворение, написанное в пятидесятые годы прошлого века. Важно, прежде всего, то, что уже тогда была видна лирическая героиня Ахмадулиной — не разменивающая свои чувства по мелочам, верящая в свою звезду, в свою единственную любовь. Об этом, собственно, все творчество поэта.
Белла Ахмадулина как подлинный художник всегда сомневалась в своем даре, была не уверена в себе: "Дарила я свой дар ничтожный"; "Пусть не сбылись стихи / за все меня прости".
В этих сомнениях нет ничего удивительного — уверены в своей гениальности, как правило, посредственности.
Точки над i расставлены. Факт очевидный: дар был огромный, и стихи сбылись.
[1] Белла Ахмадулина, Ни слова о любви. — М.: Олимп, Астрель, 2010.
[2] См.: Самойлов Д., Книга о русской рифме. — М.: Время, 2005. — 3-е изд. С. 368, 369.
[3] Белла Ахмадулина, "Прохожий, мальчик, что ты? Мимо…". Url: http://www.world-art.ru/lyric/lyric.php?id=3893.
[4] Белла Ахмадулина, "Дачный роман". Там же.
[5] Белла Ахмадулина, "Пятнадцать мальчиков". Url: http://www. ahmadulina.ouc.ru/piatnadciat-malchikov.html.