|
|
В лад, да не такВалерий АРТАМОНОВ
АБЕРРАЦИЯ
ЮЖНАЯ ВЕТКА Эта местность без имени,
занесенная будто сновидением — в зимнее подмосковное утро. Время, вставшее на ноги, превосходит мгновенья, образцы и аналоги своего измеренья. Все как будто на месте, и те же самые гроты наблюдались на Месяце все последние годы. Эти самые фракции, образцы и фракталы — после телепортации в нежилые кварталы. Та же видимость слабая и смотрящая косо. Та сосна косолапая с фонарем-абрикосом. И такие же сумерки, где в отсутствие света неуклюжий оксюморон нежно падает с веток. Сновидением будто бы нас сюда заносило. Это было и круто, и это было красиво. * * *
Что плечами пчела повела? Что пыльца
стала твердой, как лед или лак, на цветах? А улыбка отдельную жизнь от лица повела, показавшись на миг на устах. А улыбка играла, лучилась, цвела, у окна вышивала, вязала, плела. С.–ПЕТЕРБУРГ
1 Ступай, никому не рассказывай,
насколько ты дерзок и бур. На два сапога парогазовых хромает твой Санкт-Петербург. 2
Я помню город — каменный канон
прямолинейных истин, как на блюдце. Столица полиглотов, Вавилон, — и колыбель триады революций. Он грубый, тонкий, разный — он такой, как в эпосе: вполне индифферентный к обидам демоса — с безденежной судьбой, и к избранным — с хандрой беспрецедентной. Имеют свойство той же шелухи слова больных душой и мысли санитара. Бездарней и грубее лишь гитара и бардом сочиненные стихи. 3
Я помню, как рычал автомобиль,
когда я объявил себя «луддитом» и мысленно табло ему разбил и в космос запустил с табло разбитым. А наяву — лишь вышел босиком навстречу автотранспорту зимою. Сосед об этом известил дурдом, и через час приехали за мною. Я наступил на бампер и капот какой-то тормознувшей легковушки. Из-за баранки вышел идиот ужасней завсегдатаев психушки. Луддит или лунатик, я не то чтоб звал других крушить автомобили... Но отчего водителей авто cо мной в один дурдом не поместили? 4
Розовый закат, рассвет встречать на канапе.
Ложные опята Фальконе, без запятой! Сжиженный природный газ на букву Пэ с синевою как-то связан и Невой. Анапа —СПб–Ноябрьск
ТРИЛИСТНИК
1 Ночь. Оглушительные совы
роняют страшные слова про то, что Водкины-Петровы купали крашеного льва. Что из рогатки по бакланам ударил ветер-суховей. А кабаны под Абаканом траншею рыли в Енисей. 2
Набоков прикрывает окна,
в Кирпичном переулке ночь. Сквозь непроглядные волокна глядятся бабочки в бинокль. ...Нет, «куколки»! Важны детали. В том переулке кирпичи. Где Ходасевич наш в финале, надев пенсне, найдет ключи. 3
Балканы. Бодрого набоба
превозносящая молва. Балкон с колоннами. Набоков. Непроходимая ботва. «Бонаква» звонкая! Как новы позавчерашние слова... Маршрутные листы готовы. Балканы. Абакан. Москва. N T
Сан-Франциско — гигантский светоотражатель,
создающий иллюзию восхода солнца на востоке. За японскими пределами нет пространства. 1
Обрастающий панцирем
под коралловым рифом фантастический Парщиков не является мифом. Есть туннель сообщением Кунашир — Сан-Франциско, судя по допущениям агентуры троцкистской. С разветвленными схемами боковых переходов, со своими химерами и системой дресс-кодов... «На волнах аберрации не хочу за «Авосем». Дайте мне радиации, дайте водки с лососем! Бойтесь, ляхи с тевтонами, в глубине кали-юги. Я прольюсь к вам фотонами древнерусской кольчуги. Соберусь я и высеку эту самую искру, чтобы вспыхнула вы`соко, выше лунного диска. Я — проклятье болельщиков в мировом Колизее...» Так кричал Параллельщиков, он теперь в Вейк-ан-Зее. 2
Я не слыхал про остров Окинаву,
чтобы на нем всегда был месяц май. Я лишь подумал, по какому праву январь садится в мартовский трамвай. За недостатком логики и смысла в карман свой тесный или книжный том я не полезу. Сочинил и смылся «искать такси» — случайный палиндром. АБЕРРАЦИЯ
1 Восковая гибкость, танатозис, —
первое, с чем рифмовался Марбург в юношеском чтении. Морозец намертво сковал начало марта. «Гибкость прежде гибели» — танатос, анаграмма «сатаны» в лукавом встречном начертании. Лунатик, сочинитель, собеседник Фауста. Лужи марта были палимпсестом, гладью ледовитых фотографий. Для хромых и старых — скользким местом: — Кто бы раскидал песок и гравий! Вряд ли просто «нервно-демоничным», выходящим ночью на дорогу, — в юношеском знании, первичном, автор представлялся равным Богу. 2
Свет преломился в прихожей. О зеркало.
Но, преломляясь, утроил окно: молниеносно в ответ исковеркало жизнь моего отраженья оно. Олово — золото. Опыт вкрапления в хаос согласных тотального «о». Это не стало предметом полемики в братстве алхимиков. Это не то. Явно не то — с точки зрения опытов ранних и новых алхимиков. Но если не я, то, подумайте, кто бы так с ними в их поисках был заодно? Это смешно с точки зрения зеркала. Гласная «о» заигралась в пинг-понг. Логику этих стихов исковеркала, не без кокетства упала в шезлонг. |