— Вы написали множество книг. Какая из них для Вас самая главная?
— Та, что я пишу сейчас.
— О чем она?
— О том, как преодолеть боль в мире боли.
— И как?
— Писать книгу об этом. Это вид автотерапии.
— Вы поэт, прозаик, литературовед, издатель, кинорежиссер… И все-таки кто — прежде всего?
— Сын, муж, зять, отец, тесть, дедушка.
— Что Вам удается лучше всего в жизни?
— Выращивать огурцы.
— А еще?
— Выращивать помидоры, груши и виноград.
— А еще — в глобальном смысле?
— Не знаю.
— У кого Вы учились?
— У всех.
— И у подлецов?
— Я не встречал подлецов. Я встречал людей, совершавших иногда подлые поступки.
— И у таких людей учились?
— Да.
— А чему у них-то?
— Как нельзя себя вести.
— А сами каких поступков совершили больше — хороших или плохих?
— Я не уверен, что совершал хорошие поступки. И уж точно — не мне об этом говорить.
— Что для Вас сейчас самое важное?
—Увеличивать территорию добра, тепла и света. Помогать тем, кто рядом. Искупать свои грехи.
— Вы боитесь смерти?
— Я не знаю людей, которые не боятся смерти. Но т а м есть люди, которые меня ждут. И я их жду. Очень. Поэтому все хорошо.

— Можно с Вами поговорить о политике?
— Нет никакой политики.
— А что же есть?
— Есть бизнес, экономика, интересы государств и транснациональных корпораций.
— Кто же тогда все эти президенты, премьер-министры?
— Наемные топ-менеджеры. Я об этом писал еще тридцать лет назад. Грубо говоря, макроны приходят и уходят, а ротшильды остаются. Кстати, Макрон ранее работал в банке Ротщильда.
— А как в России?
— Пожалуйста, следующий вопрос.
— Когда закончится война?
— Война идет всегда. В той или иной форме. Потому что войны и революции — это самый выгодный бизнес.
— Что же нам всем сейчас делать?
— Молиться. И заниматься своим делом.

— Выгодна ли сейчас профессия писателя?
— Такой профессия сейчас вообще нет. Журналы и газеты не платят. Они сами еле-еле существуют. То есть литературным трудом прокормиться невозможно. Значит, и профессии писателя нет.
— А как же тогда выходят книги?
— Есть гранты от различных фондов, от государства. Есть меценаты, хоть их совсем немного. А большинство книг издаются за счет средств авторов.
— То есть книги есть, а профессии нет?
— Да, именно так. Хотя хорошие писатели до сих пор существуют.
— Какой писатель, на Ваш взгляд, хороший?
—  Хороший писатель — это писатель, заказавший в моей типографии тираж своей книги.
—  А очень хороший писатель?
— Очень хороший писатель — это писатель, заказавший в моей типографии две (или более) своих книги.
— Какой писатель, на Ваш взгляд, плохой?
— Плохой писатель — это графоман, у которого нет денег.
— А очень плохой писатель?
— Очень плохой писатель — это графоман, у которого нет денег, но он просит, чтобы издательство все равно его издало. Есть еще и отвратительные писатели.
— Это кто такие?
—  Это графоманы, у которых, по их словам, нет денег, но они все равно заказали книги в другом издательстве.
— Вы можете говорить серьезно?
— Могу.
— Как войти в историю литературы?
— Никому этого не посоветую. Это просто опасно. Дело в том, что любой известный писатель на каком-то этапе воюет с государством. И только потом его признают. Примеров много. Достоевский и Короленко, Солженицын и Аксенов…
— А можно изменить ситуацию? Можно сделать так, чтобы писателей опять читали? Чтобы у журналов были большие тиражи?
— Конечно, можно.
— Интересно как?
— Очень просто. Надо отменить Интернет, смартфоны — и тогда все вернется на круги своя.
— А иначе нельзя?
— А иначе нельзя.

Пожилой человек Сидор Иванов, живущий на даче на пенсию, встал в пять утра (как только рассвело) и сразу же побежал в теплицу — проверять свои помидоры... И увидел, что на большом и пышном кусте завязался еще один маленький томатик, похожий н ребеночка. Иванов заплакал от счастья и забыл на время про все свои болячки, горести и проблемы.

Миллионы людей пишут стихи. Стихи, разумеется, не высшего качества, непрофессиональные — ну уж какие есть.
И только один человек читает все эти стихи и пишет про них в изданиях Союза писателей ХХI века и в других литературных СМИ.
Этого человека зовут Александр Балтин.
Этот человек помогает многим людям повысить собственную самооценку, почувствовать себя нужными миру, социально-значимыми личностями. Фактически Александр Балтин спасает людей. Да, именно так — спасает людей.
Помолимся за него!

Мои соседи Юлька и Мишка, сорокалетние нерасписанные гражданские муж с женой, приехали домой, в поселок Быково, с шабашки из Тамбовской области, где штукатурили дом своего давнего знакомого по прозвищу Лимон, и бухали. Бухали вторую неделю подряд. Пропивали заработанное.
— Если так будет продолжаться, — сказал Юльке Мишка, — Я кони двину. Сопьюсь окончательно. Лучше я пойду на СВО, отдам жизнь за Родину… Там и деньги хорошие платят.
— Платят, но недолго, — попыталась остудить пыл партнера Юлька. — Хрен-два, ты туда пойдешь, я тебе запрещаю…
— Кто ты такая, чтобы мне запрещать? — решил дать  отпор подруге Мишка.
— А я все равно не пущу.
— А я все равно пойду Вот мой паспорт, а вот военный билет.. Видела? Имею все гражданские права. И, вообще, я патриот. А Родина в опасности.
— Ну-ка покажи свои документики! — потребовала Юлька.
— Вот, смотри! — Мишка протянул подруге документы.
— А теперь — вот! — торжествующе крикнула Юлька. И начал рвать на глазах обалдевшего Мишки его паспорт и военный билет.
Мишка не растерялся. Начал собирать клочки и пытаться их склеить.
Но если русская женщина что-то решила, то остановить ее невозможно. Юлька схватила молоток и тюкнула Мишку по черепушке. Потекла кровь.
Юлька догадалась вызвать скорую.
Приехали врачи и сделали Мишке перевязку. Слава Богу, в этот раз обошлось.
В полицию Мишка, конечно, заявлять не стал. Но вдруг ни с того ни с сего сделал Юльке официальное предложение. Потом позвонил мне — и пригласил на свадьбу в качестве свидетеля.

(Диалог двух немолодых людей)

— Вы интересуетесь футболом?
— Конечно. Я ведь и сам играл, у меня первый взрослый разряд. Я был и левым хавом, и центральным нападающим.
— А что Вы думаете о современном российском футболе?
— Я стараюсь о нем не думать. Иначе я сойду с ума.
— Почему?
— Потому что это не российский футбол. Недавно смотрел матч Динамо-Спартак. За Динамо (я за эту команду болею с детских лет) играло т р и наших соотечественника. Остальные — иностранцы. И тренер — иностранец. Я уже не говорю про Зенит. Там вообще большинство — бразильцы. А где наши ребята? Где наша молодежь? Ведь работают (и успешно работают!) спортивные школы, клубы… Мы сами себя лишаем будущего.
— Но ведь зрелищность футбола увеличивается, когда играют бразильцы…
— Пусть бразильцы играют в Бразилии или в других странах. А нам-то они зачем? Мы и в международных матчах сейчас не участвуем. Только деньги на ветер выбрасываем…
— Да, футбол — это деньги, большой бизнес.
— А я привык думать, что футбол — это народная игра. Мы в детстве-юности играли за клубные команды вообще бесплатно. И всей душой любили наш вид спорта. Больная эта для меня тема — футбол.
— Хорошо, я понял. Не буду Вам больше задавать вопросов.